Глава 10. Наваждение
Вновь была холодная, но звездная ночь, как отметил Драко, сидящий на своей обычной лавочке позади кареты Шармбатона. Он вдруг вспомнил время, когда они с Гермионой были помладше и считали их. Он мог бесконечно разглагольствовать о том, что сосчитать их все невозможно, но это всегда сходило с рук, потому что в конечном итоге она все равно смеялась. Он был таким дерзким ребенком. Он задавался вопросом, как, черт возьми, она могла мириться с ним.
Прошлая ночь тоже была довольно светлой, хотя в действительности он не замечал этого, пока ей не пришлось вернуться к их заколдованной карете.
Сначала он опасался, что она, возможно, не придет. Он видел ее вчера днем в зале. Он улыбнулся ей, но она лишь взглянула на него с сомнением и тревогой на лице. Выглядело так, словно она боялась его.
Однако все эти сомнения исчезли к тому времени, когда она появилась прошлым вечером.
Она немного опоздала, вероятно, все еще сомневаясь насчет этого всего, но он мог простить ее за это.
Им не требовалось время для каких-то проявлений неловкости или для маленького знакомства, когда она пришла. Они просто смотрели друг на друга так, словно были старыми кочевниками, которые, наконец, получили возможность увидеть себе подобных.
Смотреть не нее было не неловко.
Она была тем прекрасным, на что хотелось смотреть.
На самом деле, он мог делать это бесконечно.
Ну, то есть до момента, как они поцеловались.
Он даже был уверен, что прошлой ночью целовались они больше, чем разговаривали. Она была такой же нетерпеливой в этом. И это сводило его с ума.
Она была такой странной маленькой благоразумной девушкой, но он знал, что за всей этой хрупкостью горел самый настоящий огонь.
Он мог точно сказать это по тому, как она целовала его. Она делала это с такой страстью и пылкостью, что поразила его.
Он отказывался думать о том, что у нее был парень, и, может быть, она научилась этому с ним. Вместо этого он сосредоточился на ее мягких податливых губах и гибком теле. Он не хотел пользоваться ситуацией, но использовал любую возможность, какую только мог получить. Если бы она не хотела, чтобы он прикасался к ней в определенном смысле, он бы знал это. Он бы остановился, случись это.
Она не выказывала никаких признаков неуверенности или колебаний, в то время как он начал высвобождать и подпитывать свое влечение к ней, углубляя поцелуй и ведя себя намного смелее, чем планировал.
Только тогда, когда он начал целовать ее шею, она внезапно оттолкнула его. Тогда он понял, что она никогда раньше не делала ничего подобного.
Он никогда не забудет, как она выглядела в ту ночь.
Она выглядела очень смущенной, с почти горящей от жара кожей. Ее тяжелое дыхание заставляло ее грудь опускаться и подниматься, трепеща под пальто, прикрывавшим ее ночную рубашку, словно дразня его, заставляя чувствовать их. Ее приоткрытые опухшие губы покраснели, словно сияя в тусклом свете. Ее глаза горели любопытством, почти так, как если бы она была ученым, который только что обнаружил нечто удивительное, но в то же время опасное.
Она была так красива, что он не мог отвести взгляд, но она еще и была похожа на самую разрываемую противоречиями девушку в мире.
На ее невинном покрасневшем лице были буквально выгравированы как любопытство, так и вина.
Когда он попытался спросить ее, что случилось, она просто ответила, что ей нужно идти. Но прежде чем она успела попасть внутрь, он сказал ей, что вновь будет ждать ее следующей ночью. Она не ответила ему, но, как бы там ни было, он бы ждал ее снова.
И вот он здесь, пытается проанализировать ее реакцию прошлой ночью. Он не мог увлечь ее за угол и поговорить с ней ранее в этот день, потому что она постоянно была со своим гиперопекающим братом, поэтому он решил просто ждать ее за каретой, очень надеясь, что его поцелуи были достаточным поводом для нее, чтобы вновь прийти и увидеть его.
Он достал карманные часы, которые сообщили ему, что уже без четверти одиннадцать. Он ждал здесь уже почти в течение часа.
Слегка потирая ноющий висок, он чувствовал, как в груди колотится сердце.
Он просто не мог понять ее иногда, но знал, что, если он не увидит ее сегодня, это действительно раздавит его.
На самом деле, он думал даже о том, чтобы забраться в карету любыми способами и добраться до нее, и… поцеловать ее.
Он просто хотел поцеловать ее снова.
Если она не хотела, чтобы он прикасался к ней, то он бы понял. Он бы остановился. Но лишь до тех пор, пока она позволяла ему целовать ее.
Это было наваждением.
Конечно, он всегда любил целоваться.
Но он никогда не упивался этим так, словно готов был взорваться в любую секунду, если не мог ласкать ее податливые губы своими.
Он все еще чувствовал покалывание, которое она так легко пробуждала в нем одними лишь поцелуями. Опьянение не давало остановиться в тот же миг, и он едва удержался вчера. Он должен контролировать себя сегодня вечером, если не хочет отпугнуть ее снова.
Он просидел и прождал еще почти целый час, едва не заснув.
Он начал сердиться, пнув пару камней, лежащих на земле, пока размышлял, не бросить ли несколько из них в ее окно. Проблема была в том, что он не знал, которое из всех окон кареты вело в ее комнату, так что он отбросил эти мысли.
К тому времени, как часы пробили полночь, он уже бормотал ругательства. Но он остался бы там до восхода солнца, если бы было нужно.
Он даже не знал, в чем смысл всего этого. Все, что он знал – это то, что просто очень хотел увидеть ее сейчас.
Он мог принять это, даже если бы она не позволила ему поцеловать ее снова, но только после того, как она окажется рядом с ним, сейчас.
Он знал, что уже готов торговаться, но ему было все равно.
Он так сильно хотел увидеть ее.
Он собирался встать и попинать камни снова, когда дверь кареты, наконец, открылась.
На мгновение он перестал дышать, когда она встала рядом с дверью, смотря на него.
Ее шаги по лестнице экипажа, казалось, даже звучали вровень с его сердцем, медленно терзая его с каждой секундой.
Это разочаровывало – стоять там и ждать, когда все, что он действительно хотел сделать - так это подбежать к ней и удержать, чтобы она не смогла уйти снова.
- Привет, - выдохнула она, когда, наконец, остановилась перед ним.
- Привет, - ответил он.
Повисла долгая пауза… даже ветер, словно насмехаясь, прокрался мимо них как мог тише.
И затем они вновь поцеловались.
Они не знали, кто кого поцеловал первым. Это не имело значения, когда они почти споткнулись на каменистой земле, начиная целоваться и обниматься, словно завтра никогда не наступит.
Драко застонал, погружая руку в ее копну ее длинных локонов, а другой обхватывая за талию, пытаясь прижать к себе как можно больше ее тела, хоть ему и все равно было мало.
Теперь он пытался сдерживать себя, призывая все силы, чтобы остановить свои руки от прикосновений к ее груди и некоторым другим запретным местам. Он знал, что она не позволит ему этого. Он может снова отпугнуть ее, но сейчас это для него было подобно смерти, потому что был чертовски уверен, что умрет, если она решится и снова оставит его.
Это было настоящим сумасшествием – сколько ощущений она вызывала в нем только этим.
Как гром среди ясного неба, все сдерживаемые им долгие годы чувства, все его разочарования и вопросы зашатались подобно сломанному постаменту, пока он ласкал ее тело. Он должен был остановить себя, прежде чем снова потеряет контроль. Что он и сделал, заставив Гермиону захныкать из-за потерянного контакта, резко ее оттолкнув.
Но к тому моменту он знал, что ему просто нужно спросить ее. Он должен был задать самый главный вопрос, который мучал его на протяжении многих лет, прежде чем снова потеряет контроль над собой.
- Почему ты не отвечала на мои письма? Почему нарушила свое обещание? Почему ты забыла обо мне? – произнес он, задыхаясь. Его голос звучал обвинительно, но это не заботило его. Они могли бы быть вместе уже давно, если бы она только не игнорировала его и его чувства. Если бы она не оборвала связь, он мог бы сделать все что угодно, чтобы поехать во Францию и навестить ее во время праздников, вместо того, чтобы ехать домой, в этот огромный, дышащий одиночеством особняк. Но она ясно дала понять, что она не хочет иметь с ним никаких дел.
- О чем ты говоришь? Я писала тебе, даже когда не получала ничего от тебя, Драко. Я сдержала свое обещание и писала тебе длинные письма каждый день. Ты не представляешь, как разбил мне сердце, когда ушел и при этом ни разу не отправил мне назад ни буквы, - искренне сказала она, ее слова разрывали душу, заставляя Драко чувствовать себя виноватым. Ее глаза блестели, даже при тусклом освещении, она пыталась успокоить свое тяжелое дыхание. Она выглядела слишком запутанной и огорченной тем, что он не мог помочь, но он крепко держал ее, пока в голове все кружилось, приводя его в замешательство.
- Я... я никогда не получал ни одного письма от тебя, - произнес он в изгиб ее шеи, пытаясь вернуть назад недавнюю резкость своего тона. Он действительно не знал. Все эти годы он действительно думал, что она забыла о нем.
- Я тоже, - ответила она, кивая и закрывая глаза, в ответ на его объятия, все еще тяжело дыша. – Но что с ними случилось? Я уверена, Адриан посылал их тебе, и он всегда проверял мои письма и… - голос Гермионы внезапно запнулся, когда она сформировала мысль, кружащую у нее в голове.
- Ублюдок! – внезапно вспыхнул Драко, услышав ее слова. – Я так и знал! Я знал, что с этим парнем на самом деле что-то не так!
- Д-Драко, пожалуйста… Я не думаю, что Андриан мог сделать это, - рассуждала Гермиона, пытаясь защитить своего брата, хотя неуверенность в ее голосе говорила сама за себя.
- О, серьезно? Тогда что насчет твоего парня, о котором он говорил?
- Ч-что? У меня никогда не было парня, Драко.
- Черт! Черт! Черт! Я знал это! Черт возьми, как я мог бы таким глупым? – Теперь Драко выглядел еще разъяреннее, он ходил взад-вперед, как безумец. Его волосы спутались из-за неистовых движений его рук и их недавней страсти.
- Драко, успокойся, пожалуйста, - Гермиона подошла ближе к нему, чтобы обхватить его руку своей ладошкой, а другой погладить по щеке. В гневе его челюсти сжались, но он успокоился, стоило ей прикоснуться к нему.
- Он сказал всем, что ты уже занята, - сказал ей Драко, мягко привлекая ее к себе, убеждая себя, что перед ним именно она, а не кто-то другой.
- Он, должно быть, сделал это только для того, чтобы защитить меня, Драко. Андриан иногда может перегибать палку. Он просто…
- А письма? Что насчет них? Они просто исчезли, так? – вызывающе сказал он ей, еще больше путая ее мысли.
- Но это же Адриан! Он заботится о моем благополучии, - запротестовала она, все еще думая, что это просто невозможно, ведь ее брат относился к ней только с заботой и добротой, и никак иначе. – Он не может обмануть меня, Драко. Он не хочет видеть, что мне больно. Он любит меня.
- Да, может быть даже слишком, слишком сильно, - насмешливо усмехнулся Драко. И тут же скривился от своих мрачных мыслей.
- Что? – пробормотала Гермиона, выглядя очень смущенной и сомневающейся.
- Прости за вопрос, но ты действительно хорошо знаешь собственного брата? Неужели для тебя он такой святой, что не может сделать ничего плохого?
- Драко! Прекрати! Э-это об Адриане мы говорим, - вновь расстроилась Гермиона. Правда, она выглядела очень обеспокоенной тем, что они только что вскрыли. Откровенно говоря, не было больше человека, который прикасался бы к ее письмам. Она отдавала их все Адриану, полностью ему доверяя. Всю свою жизнь, никогда она не сомневалась в нем. Он был ее героем. Адриан всегда и во всем был рядом с ней. Он защищал ее и даже время от времени огрызался на их мать, стараясь защитить ее.
Осознание того, что она действительно не знала его, причиняло ужасную боль.
- Прости за это, Гермиона. Но правду не скроешь, она на поверхности. Это все он. Он забирал все наши письма. Он обманул нас всех, сказав, что ты занята, что никто не может быть с тобой, что я не могу быть с тобой, - сказал он ей.
- Н-но почему? – причитала она, все еще находясь в состоянии неверия и смятения.
- Я не знаю, - произнес Драко. Он не считал правильным рассказывать ей о своих подозрениях независимо от того, как ненавидел этого парня. Это нездорово и слишком невозможно, чтобы быть логичным. – Но совершенно точно уверен в одном: я не позволю ему отобрать тебя у меня.
__________________________
Адриан вздохнул, очерчивая ладонью рельефные названия выстроенных в ряд книг, стоящих на огромной книжной полке. Он все еще был очень обеспокоен тем, что не нашел Гермиону, когда этим утром заглянул в спальню Шармбатона. Ее сокурсники сказали ему, что она раньше обычного ушла на завтрак. Что было очень маловероятно, потому что Гермиона всегда любила бегать, и она частенько задерживалась, чтобы после остаться со своими сокурсниками на утреннюю гимнастику. Это было ее распорядком дня, как и то, что она ждала его после пробежки, чтобы они могли вместе отправиться на завтрак.
Он пытался отыскать ее в Большом зале, но не найдя ее там, решил проверить второй вариант и отправился на ее поиски в библиотеку. Со дня определения победителей прошел всего день, так что, как полагал Адриан, было еще слишком рано заниматься изучением и исследованиями для помощи их будущему участнику. Это было бы слишком странно – пропустить даже завтрак только ради этого.
А потом он внезапно услышал тихий вскрик из-за одного угла, заставивший его насторожиться. Мягко ступая, он подошел ближе к месту, откуда раздался звук. В библиотеке сидело довольно мало посетителей, так как было еще слишком рано, поэтому он встревожился, услышав эти голоса. Особенно сейчас, когда, казалось, даже маленький вскрик покажется тайным хихиканьем.
Даже без всякой на то причины, он чувствовал, как его сердце громко бьется в этой тишине, пока он подходил все ближе к источнику звука. Судя по всему, эти двое студентов спрятались за книжной полкой, скрывая свои отвратительные дела.
Он тихо подкрался ближе и собирался уже выйти и отчитать их, когда его сердце вдруг упало от того, свидетелем какой сцены он стал.
Прямо перед ним стояла девушка, целовавшая и крепко обнимавшая блондинистого подонка Драко Малфоя, зажатая между его телом и полкой. Над головой он прижимал своей рукой оба ее запястья, а свободной ладонью крепко и властно обнимал за талию.
Но не это было причиной, почему Адриан едва не потерял здравое и логичное мышление.
Причина состояла в той мелочи, что девушкой, исступленно обжимающейся и целующейся, была Гермиона.