Онлайн библиотека

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Онлайн библиотека » Romance » Almost Perfect, Almost Yours


Almost Perfect, Almost Yours

Сообщений 31 страница 40 из 41

31

Глава 30. Оковы

Поместье Малфоев, Уилтшир, Англия
24 декабря 1996 года

– Держи голову ниже, девочка, – скомандовал Снейп и потянул Гермиону за руку, когда они шли по широкой дорожке, начинавшейся от внушительной, мощеной дороги.

Гермиона подчинилась, изо всех сил стараясь скрыть лицо под капюшоном своего плаща, сжимая руки и пытаясь облегчить дискомфорт от тяжелых цепей, сковавших ее запястья. Вокруг было слишком темно, чтобы она ясно видела, но ощутила тяжелые взгляды какого-то грузного мужчины, охранявшего высокие кованые ворота усадьбы. Они выглядели слишком устрашающими, когда она пристально глянула на них. Даже павлины-альбиносы, бродящие вдоль верхушки тисовой живой изгороди, казалось, прогуливались как можно дальше от них. В то же время воротам по-прежнему удавалось оставаться величавыми, изящными и пафосными, когда они двигались.

– Что там у тебя там, Снейп? – Высокий мужчина средних лет с резкими туповатыми чертами лица усмехнулся, глядя на Гермиону, особенно задержавшись взглядом на ее упругой заднице, скрытой под слишком большим плащом. Осознание, что под этой тяжелой одеждой находилась женщина, казалось, взбудоражило его.

– Не твое дело, Яксли. Но если тебя слишком разбирает любопытство, это рождественский подарок моему крестнику, – со скучающим выражением лица грубо ответил Снейп.

И только тогда Гермиона на самом деле осознала, что наступил канун Рождества.

Ранее эта ночь была очень важна для нее.

Словно только вчера они с Драко украшали ее личное рождественское дерево в ее же комнате, которое Драко выбрал и доставил из леса позади усадьбы ее тети Женевьевы.

Она всегда обожала Рождество и хотела дерево у себя в комнате. Они нарядили его магическими светящимися свечами, украшениями, гирляндами, мишурой и леденцам. Драко поцеловал фигурку ангела, затем немного приподнял Гермиону, чтобы она смогла насадить игрушку на вершину дерева.

Он был переполнен красивыми, соблазнительными обещаниями, сказал, что может подарить весь мир, если она захочет. Даже пообещал, что в следующем году раздобудет ей большое дерево.

Теперь же дерева у нее не было, имелось разбитое сердце, а он исчез.

– Еще одна наложница для юного мастера? Пшш, он снова просто-напросто отдаст ее кому-нибудь из нас. Последняя наложница, предложенная Забини, чтобы успокоить после потери девчонки-грязнокровки, умерла от руки Сивого, когда от нее отказались и отдали тому. Просто давай красотку сюда, чтобы не тратить понапрасну своего времени. В любом случае он все равно отдаст ее нам, – Яксли ухмыльнулся, как животное, ожидающее свою добычу, и раскинул перед девушкой руки.

Он выглядел слишком отталкивающе, так что ради безопасности Гермиона на пару сантиметров передвинулась за своего профессора. Снейп немного дернул ее за руку, чтобы напомнить, как себя вести. Ему не нужно, чтобы их убили прежде, чем войдут в ворота усадьбы.

– Попытка не пытка, – безучастно рассудил Снейп. – А теперь пропусти нас, именно ты сейчас тратишь здесь мое время.

Неожиданно между двумя мужчинами началась игра в гляделки. В воздухе разлилось напряжение, когда они, не двигаясь с места, вызывающе смотрели друг на друга. Наконец Пожиратель смерти фыркнул и позволил им пройти. Гермиона не могла не испытать восторг от того, что ее профессор только что добился успеха, или во что он там играл. Суть в том, что он выиграл. Хотела бы она быть настолько же хороша, как и он, тем более что недавно возложила на себя столь ​​тяжкую обязанность.

Когда они шли по длинному туннелю к огромной усадьбе с ромбовидными стеклами первого этажа, которая вырастала из темноты в конце прямой дорожки, Гермиона не могла не думать обо всем произошедшем, и как она пришла к этому решению.

Это был гнев.

Слишком много гнева, задушившего и убившего то, что осталось от извращенной любви, которую она когда-либо испытывала к Драко Малфою.

– Ты моя лучшая, лучшая подруга, Джинни. Спасибо за все, – прошептала Гермиона, крепко обнимая подругу.

– Ты же знаешь, что всегда можешь вернуться, да? Я люблю тебя, Миона, – широко улыбнулась Джинни, разрывая объятие.

– Я тоже тебя люблю, Джин. Спасибо что поддерживала меня, – кивнула Гермиона, ругая собственные губы, что вдруг задрожали, и глупые глаза, неожиданно наполнившиеся слезами. Почему она становилась эмоциональной развалиной всякий раз, когда даже на одну секунду сближалась с Драко Малфоем? Она ненавидела парня. За последние несколько месяцев это была ее ежедневная молитва от мозга к сердцу.

– Не смей ронять ни единой слезинки передо мной, или я надаю тебе подзатыльников, даже если именно я делала тебе сегодня эту прекрасную прическу! А теперь давай просто пойдем и получим удовольствие, ладно? Позже вечером ты больше меня не увидишь, поскольку я буду занята поцелуями с Гарри Поттером, – грубовато сказала Джинни, чья дерзость вызвала у Гермионы смех, а непролитые слезы временно забылись.

Джинни была ее лучшей подругой.

Очень доброй девочкой, всегда такой счастливой, уверенной во всем.

Первой помогла в противостоянии, даже когда Гермиона была слишком разбита, чтобы сделать это.

Она была как сестра. Одной из тех немногих людей, которые помогли ей выжить... и умерла. Убита. Просто так.

Гермиона не могла вынести то, как умерла подруга: крича, сгорая до ужасающего омерзительного пепла.

Было время в жизни, когда она думала, что ничто не может уничтожить любовь, которую испытывала к Драко, даже если он снова и снова будет причинять ей боль. Она казалась себе мазохисткой, но на самом деле так чрезмерно ослеплена им, что не могла остановиться. Он мог быть самым льстивым и подобострастным, самым амбициозным человеком в мире. Возможно, он даже мог снова и снова относиться к ней наплевательски или выказывать над ней превосходство. Могла ненавидеть его за это, но все всегда исчезало и летело в тартарары, как только она снова его видела.

У нее не было выбора. Ее сердце выдержало почти все, и это погубило ее.

Он погубил ее, и это просто оказалось чересчур извращенным, чтобы она справилась.

Но на этот раз ему удалось.

Он лишь пересек эту черту, а она ощущала, словно ее закололи прямо в самое сердце.

Смерть Джинни стала откровением.

Гермиона поняла, что жила в причудливом кошмаре, воображаемой пропасти, которая оказалась бесплодным, пылающим адом.

Она была влюблена в убийцу, в человека, который все у нее забрал. Влюблена в проклятье своего существования.

И, как по щелчку, все оказалось просто, словно кто-то только что вскрыл ее грудь, вынул сердце и удалил то единственное, что билось ради Драко Малфоя.

Теперь она чувствовала к нему лишь квинтэссенцию мучительного гнева и неприязни.

Ее сбивали с толку эмоции: она не могла чувствовать ничего, кроме ненависти, но это и к лучшему.

У нее осталось единственное желание: отомстить за смерть Джинни, за смерти невинных людей и жизни их семей, что жестоко забрали он и ему подобные.

Он сделал это, и она была ему благодарна, потому что наконец-то впервые Гермиона фактически увидела, что он заплатит за все, что натворил, и больше не чувствовала никакого раскаяния или сочувствия.

Да. Она сделает это.

Она сделает это ради Джинни и других.

Она сделает это ради себя.

Она всегда действовала упорно и неправильно, однако на этот раз хотела действовать упорно и правильно.

– Как думаешь, это справедливо по отношению ко мне? Ты играешь в чертову героиню, а я сижу тут, ничего не делая, и волнуюсь за тебя, – шагал по комнате Тео. Его волосы были сильно растрепаны из-за того, как он грубо он их взъерошивал.

– Я должна сделать это. И ты это знаешь, Тео, – объяснила Гермиона мягким отчаянным голосом, шагнула к нему и взяла за руку. Это действие, казалось, застало его врасплох, но ему как-то удалось успокоиться.

Затем, ни с того ни с сего, он улыбнулся. Просто улыбнулся.

Это было слишком неожиданным, что она даже спросила: – Почему вы вдруг разулыбался?

Тот лишь покачал головой.

– Ты действительно не лгала, когда говорила, что просто усложняешь все. Это действительно так, да? Ты усложняешь.

Она слегка отпрянула, когда он осторожно наклонился к ней. Это произошло автоматически, и позже она пожалела о поступке, когда увидела в его глазах обиду.

– Вот ты пытаешься успокоить меня, держишь за руку, стараешься выглядеть, словно поцелуешь, но нет. Ты же не хочешь этого, – мрачно прошептал он.

Гермиона не могла не взглянуть в эти мягкие зеленые глаза... настолько отличающиеся от магнетических, пронзительных серых Драко, но сейчас они стали почти одинаково красивыми.

Почти.

Почти, но она собиралась туда.

Когда взгляд задержался на воспаленных ожогах на его шее, она не удержалась и коснулась их.

Эти шрамы были лишь некоторыми свидетельствами того, насколько слепой она оказалась.

Вот человек, спасший ей жизнь, когда она звала для этого другого.

Вот человек, который по-прежнему любил ее, даже если она совершенно ясно дала понять, что никогда не ответит взаимностью.

В последний раз, решив, что все кончено, она взывала к имени единственного мужчины.

Только одного мужчины, но он не пришел.

Она могла бы просто глупо умереть.

Но этот человек, стоящий здесь, спас ей жизнь. Он спас ей жизнь только затем, чтобы она поняла, что стала лучше. Она стала лучше той глупой девчонки, которая влюбилась в человека, что оставил ее там гореть и умирать.

– Боевые шрамы. Но ты должна знать, что я исцелилась. Ты заставил меня понять, что именно сделало меня на время глупой и слепой ко всему. Ты спас мою жизнь, Тео. Что заставило тебя думать, я не хочу поцеловать тебя? Я не могу сделать это сейчас, но ты должен знать, что сегодня не приравнивается к будущему, – тихо сказала она, по-прежнему лаская шрамы на его шее, прекрасный след, за который она вечно будет благодарна.

– Тогда можешь дать нам шанс? Когда вернешься? – негромко спросил он.

– Да.

* * *

– У Снейпа кое-что есть для тебя, Малфой, – внутрь огромной тускло освещенной комнаты вошел Грэхэм Монтегю. Ему единственному это позволялось.

Теперь он стал на удивление близким товарищем Драко, сменив Блейза Забини. Малфой ненавидел даже собственного крестного отца, зная, что однажды Снейп пытался забрать его славу в той Астрономической башне. Блондин выражал недовольство, ощущая в этом предательство.

Фактически он чувствовал себя преданным всеми и вся.

С ночи гибели Гермионы Грейнджер Драко обвинял всех и во всем, особенно Блейза Забини, единственной задачей которого была ее охрана от атаки «Адского огня».

С тех пор Малфой во всем обвинял Забини. Дошло даже до того, что он чуть не убил итальянского мальчишку, если бы не Крэбб с Гойлом, удержавшие его.

С этого времени Драко был слишком апатичным ко всем, за исключением вызывавшего его Темного лорда.

Блейз Забини, как правило, начинал и вел весь разговор, даже отправлял несколько новых красивых девушек, которых просто-напросто похищал, чтобы вернуть благосклонность, но Малфой всегда был либо слишком занят, либо его вообще ничего не волновало.

– Убирайся, – буркнул блондин.

Он снова застрял в своих пьяных разглагольствованиях. Никто не беспокоил его, когда он пил.

Иногда Монтегю ненавидел эту работу. Но кто он такой, чтобы отказываться от подобных возможностей? Теперь Драко Малфой стал правой рукой Темного Лорда. Близость к Малфою – лучший ход, сделанный им в жизни. Монтегю не собирался находить ожерелье той роковой ночью, но догадывался, что оттуда-то все и началось. Он знал, что сейчас украшение стало величайшим сокровищем Драко, и, может быть, тот чувствовал, что обязан Монтегю, по крайней мере, за то, что сохранил его. Иногда его даже видели спящим с вещицей, прижимаемой к сердцу, словно это была сама Грейнджер.

Драко пытался держать открытыми трепещущие веки и, нахмурившись, глядел на тяжеловесного надоеду, когда тот не двинулся с места.

– И что, блядь, в самом деле, Монтегю? Ты ненормальный? Я велел убираться, – произнес хозяин комнаты, прогоняя того, как сумасшедший какого-то таракана, а затем снова глотнул виски.

– Снейп сказал, что у него рождественский подарок для тебя, – Монтегю стиснул зубы, ненавидя профессора за угрозы. Тот может так напугать, что просто нельзя отказать. – Это новая девушка. Снейп просит позволить войти им в комнату, чтобы он поговорил с тобой об этом. Заявил, что на этот раз все по-другому.

Драко ничего не сказал. Сейчас он уставился в пространство, осторожно закурил сигарету и очень медленно поднес ее к губам, вдыхая дым в невыносимом улиточном темпе.

Его взгляд в пустоту напоминал состояние кататонии. Даже зрачки не двигались целую секунду. Почти казалось, что он спит или даже мертв, только глаза оставались открытыми.

– Так... э-э... Позволить им войти? – еще раз решил спросить Монтегю. Молчание на самом деле пугало его. Сначала гребаный Снейп вызвал подобное чувство. Теперь он был просто чертовым параноиком.

– Это, должно быть, больно, – вдруг тихо и печально заговорил Драко. Монтегю слишком удивился, насколько это звучало нежно.

– Что? – Монтегю только тупо нахмурился. Иногда молодой мастер пугал его. Иногда просто до смерти сбивал с толку.

– Должно быть, она кричала о помощи, но никто даже не остановился и не услышал. Я даже не знал... даже не слышал ее. Это, должно быть, больно. Очень больно, знаешь ли, сгореть вот так, – произнес блондин, и Монтегю сразу понял, кого тот имел в виду. – Если бы я смог все вернуть, я бы так и сделал, принцесса. Но мне очень жаль. Мне в самом деле жаль.

Монтегю слегка вздрогнул, когда увидел, как Драко агрессивно воткнул горящий кончик сигареты в свою руку, прямо в то место, где бился пульс.

– Я никогда не собирался причинять тебе подобную боль, принцесса. Я не знал...

Если и было больно, Драко этого не показывал. Он выглядел так, словно не испытывал никаких чувств, говорил, как зомби. Монтегю знал, что когда тот в подобном состоянии, лучше выйти из комнаты.

– М-малфой, ты просто… – Монтегю не смог закончить, его взгляд был прикован к сигарете, обжигающей кожу своего владельца. – Прекрати это, Малфой.

Когда Монтегю понял, что тот больше не слушал, то выскочил из комнаты, чтобы позвать Снейпа и что-то сделать. Старик, как правило, знал, как в это время поступать.

– Он снова делает это, сэр, – сказал Монтегю профессору, который ждал с девушкой в ​​непосредственной близости от комнаты Драко.

– Пусти нас, – спокойно приказал ему Снейп.

– Но Малфой сказал…

– Пусти или справляйся с этим самостоятельно. Ты знаешь, каков он в подобной ситуации.

У Монтегю не оставалось выбора. Он слишком напряжен, чтобы сейчас справляться с любым дерьмом сумасшедших хозяев.

– Хорошо, – стиснул зубы страж. – Но я не имею с этим ничего общего. Вы вошли силой, – добавил он и осторожно отступил.

Снейп не ответил, молча постоял там какое-то время, казалось, пытаясь снова продумать решения Ордена.

– Я когда-то знал похожую на тебя храбрую девочку. Однажды она спасла меня, – не глядя на нее, прошептал он, спустя почти минуту.

– Что вы имеете в виду, профе…

Гермиона не смогла закончить фразу, когда Снейп агрессивно открыл дверь, в результате чего девушка слегка вздрогнула.

– Тебе известен этот план, – прошептал он, безжалостно втаскивая ее в комнату. Запястья болели из-за тяжелых цепей, которые все еще сковывали их.

– Прекрати сейчас же, мальчик, – приказал Снейп, когда они вошли внутрь, резко выбил сигарету, отлетевшую от руки Драко на пол, в процессе разрушившись о его ботинки.

– Что, блядь, с тобой случилось?! Убирайся отсюда! – яростно заорал Драко. Кожа на запястье уже кровоточила из-за ранних повреждений, отчего ожог выглядел, словно кто-то просто содрал с него кожу.

– У меня для тебя кое-что есть, – Снейп махнул, подтягивая за плащ Гермиону, в то время как ее лицо все еще скрывалось внутри надежно завязанного капюшона ее большой накидки.

– И это все? Это твой подарок? Еще одна шлюха? Ты бесполезен, как дерьмо! – закричал Драко, слишком разъяренный, чтобы воспринимать рационально, затем пнул пустой круглый столик, который чуть не ударил Гермиону.

– Драко, послушай меня. Это…

– Чего ты от меня хочешь, а? Трахнуть ее, а затем простить тебя? Вы с Блейзем одинаковые! Вы оба бесполезны! Ну, тогда ладно, я и сам хорошенько развлекусь, – одним громадным шагом Драко вдруг жестоко потянул Гермиону за руку, вызывая у брюнетки вздох, когда ее оковы причинили боль.

– Подожди, ей больно, мальчик. Она скована…

– Это что, ее цепи, да? Ты послал ее на гибель, а теперь беспокоишься? Может, ты уже трахнул ее, прежде чем отдать мне. В любом случае, ты на это способен. Ты эгоистичный старик, пытаешься украсть мою славу, да? Ну, прости, но сейчас я – правая рука Темного лорда! – Драко усмехнулся Снейпу, игнорируя стоны Гермионы. Он слишком сильно держал ее за оковы, из-за чего крепкая цепь впивалась в ее уже поврежденные запястья.

– П-пожалуйста, прекрати, – Гермиона не выдержала. Ее запястья слишком болели и начали кровоточить. Может быть, он остановился бы, если бы увидел ее, но профессор Снейп слишком надежно завязал капюшон, защищая ее от Пожирателей по пути сюда, и она не могла стряхнуть его движением головы.

Драко сейчас одичал, по-прежнему держа ее за цепи, поэтому она не могла двигать руками.

Он казался слишком злым на всех, когда потащил ее за собой к двуспальной кровати. Гермиона не смогла сдержать слез, когда цепи жестоко врезались ее кожу, а тот тянул за тяжелые оковы, сжимавшие запястья.

– Драко! Прекрати! Ей больно! Посмотри на…

– Ты хочешь, чтобы я это с ней сделал, Снейп? Хочешь, чтобы я причинил ей боль и поиграл с ней перед тобой, только так ты будешь думать, что я счастлив, что ты развлек меня? В этом твоя идея подольститься к правой руке Темного лорда?

– Заткнись, мальчик! Ты должен знать, что не можешь сделать этого потому…

– Я могу делать все, что чертовски хочу! Теперь я владею практически всем! Ты не остановишь меня!

Сейчас Гермиона плакала сильнее. Она чувствовала лишь боль и страх. Слишком больно, а она чересчур беззащитна.

– Послушай меня, мальчик. Ты же не хочешь сделать это…

– Почему, а? Почему ты, блядь, думаешь, что я не могу? Неужели я сейчас ничто?! Я не…

– Потому что это чертова девчонка, Драко! Она – Гермиона!

32

Глава 31. Возлюбленная монстра

Словно луч света, пришла яркая вспышка из прошлого.

Северус Снейп уже очень давно не чувствовал подобного, но выражение лица его крестника внезапно напомнило ему, как это может быть. Каким он может быть.

- Т-ты говоришь это только затем, чтобы я прекратил мучить ее? – рявкнул Драко с жестокостью, хотя его голос дрожал от нехорошего предчувствия, а ноги чуть отступили от плачущей, окровавленной девушки. Несколько прядей его волос прилипли к покрытому потом лбу, а на лице застыло странное выражение.

Драко дернул за цепи на ней так сильно, что они почти разрезали запястья. Он даже не осознавал, что делает, но цепи стянулись невероятным узлом, почти оторвав кисти рук. От потери крови девушка практическиє потеряла сознание, багровая жидкость лилась на пол убивающими каплями дождя. Снейп еле успел подхватить ее сползающее на пол тело.

- Я нашел ее во время нападения на одного из ее друзей, - пояснил пожилой мужчина, удерживая практически бессознательную девушку. Ее голова упала на его плечо. Она пыталась прийти в себя. – И все изучил. Да, ожерелье, которое нашел Монтегрю, действительно раньше принадлежало ей, но, очевидно, она кому-то его отдала. Тебе следовало бы проверить ДНК сгоревшей девушки, как это сделал я, Драко. Погибла не Гермиона, а Джинни Уизли. Орден забрал ее и держал у себя. Но я отобрал ее… для тебя, - добавил Снейп, медленно развязывая завязки капюшона и, наконец, открывая лицо Гермионы Грейнджер.

На лице его крестника выражение ярости сменилось полным шоком и сожалением. Серые глаза стали еще заметнее, расширившись так, словно хотели вылезти из орбит. Драко неконтролируемо трясся, а его челюсть плотно сжалась, стараясь не выпустить зарождающиеся слезы.

Юноша медленно поднимал трясущиеся руки, чтобы коснуться влажного лица девушки, словно бы опасаясь, что причинит боль хрупкому созданию. Хотя всего несколько секунд назад он вел себя так, будто бы хотел безжалостно изнасиловать и убить ее.

Драко был непохож на самого себя. Снейп впервые видел его таким уязвимым и почти убедился, что крестник все еще имеет сердце.

- Г-гермиона? – выдохнул Драко, трясущимися пальцами лаская залитые слезами щеки. Только сейчас он заметил, что ее запястья покрыты кровью, ее кровью. – О черт! – теперь запаниковал он, подхватывая истекающую кровью и почти безжизненную девушку.

Гермиона, потеряв много крови, бледностью походила на привидение. Ее веки слегка подрагивали, взгляд расфокусировался, но слезы у перепуганной девушки продолжали течь и течь.

Снейп не мог не пожалеть объятого ужасом юношу. Неважно, каким чудовищем он мог быть, но в глубине его черной души все еще трепетали тонкие струны, удерживающие ее от падения во тьму. Это сложно было объяснить. Снейп просто понимал это.

- Сними эти чертовы цепи! О дьявол! О Мерлин, Гермиона! – заорал Драко. Снейп магией освободил тонкие запястья, заставив девушку вскрикнуть от боли. Кровь потекла еще сильнее.

Снейпу очень хотелось уйти из комнаты до того момента, как Гермиона окончательно потеряет сознание, и они оба окажутся на полу. Он бы с удовольствием пропустил эту часть.

Но он не мог этого сделать. Даже тогда, когда увидел, как его крестник рыдает в луже крови, укачивая на руках девушку, словно бы она была единственным, что не давало ему развалиться на куски.

Он уже был однажды в такой ситуации.

С тем различием, что пришел слишком поздно.

Но в этот раз все будет иначе.

Еще не поздно. Он не позволит, чтобы подобное случилось еще раз.

- Придержи ее, парень! – скомандовал Снейп, быстро падая на колени и перетягивая плечевые артерии девушки оторванным от своей одежды лоскутом и одновременно поднимая ей руки, чтобы замедлить кровотечение. – Вулнера Санентур, - прошептал он, заставляя кровь впитаться в тяжелые раны. Гермиона даже в своем бессознательном состоянии застонала, чувствуя, как стягиваются края разорванной кожи.

- Что мне делать? – прохрипел Драко, едва слыша сам себя. Он целовал ее лицо, ее волосы, ее губы опять и опять, как безумный влюбленный. – Мне жаль. Мне так жаль, принцесса. Я обещаю, что все будет хорошо. Ты слышишь меня, принцесса? Да, детка? Я не позволю, чтобы подобное произошло опять. О черт, мне так жаль, - рыдал он, прижимая ее ближе, касаясь ее губ собственными, словно бы она давала ему воздух для дыхания.

- С ней все будет хорошо. Я вызову ей хорошего целителя, - спокойно проинформировал Снейп, вставая.

- О чем ты вообще думал, заковывая ее в цепи? У Гермионы такая нежная кожа! Она легко могла истечь кровью! Даже когда мы были совсем маленькими, мне приходилось постоянно присматривать за ней, чтобы она не поранилась и не упала! Ты ничего о ней не знаешь! Никто из вас ничего не знает о ней! – истерически орал Драко, продолжая прижимать к себе девушку и нежно убирая с влажного лба прилипшие пряди волос.

Снейпа застигли врасплох не только нетипичные действия крестника, но и все его поведение в целом.

Он никогда не осознавал полностью, как сильны были чувства юноши. Но, чем дольше оставался здесь и смотрел на него, тем больше вспоминал пустырь, одинокое дерево, летний ветерок и лилии на реке…

- Мне надо уйти. Уверен, что с ней все в порядке. Целитель скоро прибудет, - наконец, сказал Снейп.

Драко не ответил ему, все еще продолжая бормотать нежности потерявшей сознание девушке, укачивая ее как ребенка.

Вздохнув, старый профессор вышел из полутемной комнаты, вознося молчаливые молитвы о том, чтобы любовь его крестника получила шанс не закончиться так же трагически, как у него.

* * *

Гермиону вытащил из пропасти пустоты гипнотический запах жасмина и роз.

Все вокруг было очень мягким, словно ласковый ветерок умело нежил и омывал ее тело. Она чувствовала шелковое прикосновение ее восхитительной тонкой, полупрозрачной ночной рубашки, как будто надетый на нее слой воды или тихого бриза тек между бедрами под огромным покрывалом.

Опираясь на руки, она села, осмотрелась и поняла, что находится в той же самой комнате, где и была до того, как потеряла сознание, но при этом абсолютно иной. Может быть, она отличалась тем, что в ней отсутствовали перевернутые столы и разбитые стаканы на мраморном полу…

Она моргнула, вспоминая. Интересно, почему она больше не чувствовала боль, только помнила о ней.

Чуть приподняв дрожащие руки, она изучила свои запястья. Вроде бы они были порезаны цепями так, что из них текла кровь. Но сейчас виднелись только небольшие пятнышки.

Если бы боль тогда не была такой сильной, то она могла бы поклясться, что придумала все или же видела в кошмаре.

Она не видела никаких следов произошедшего. Может быть, это действительно был всего лишь сон?

Если бы остались хотя бы шрамы на запястьях… Но их тоже не было.

- Темная магия.

Сердце Гермионы подпрыгнуло к горлу, и она резко повернула голову, чтобы увидеть, кто это сказал. Хотя везде и всегда опознала бы этот глубокий, арктический голос.

- Все возможно с темной магией.

В нескольких футах от огромной королевской кровати на превосходном диванчике сидел Драко Малфой. Очевидно, что он уже давно находился там и смотрел на Гермиону, прихлебывая виски из стакана в своих руках.

Его черный махровый халат превосходно подчеркивал бледную кожу и растрепанные серебристый волосы. Слабо завязанный пояс опустился на бедра, и ткань распахнулась, обнажая грудь.

Когда Драко встал, Гермиона увидела полоску темных волос, сбегающих вниз по плоскому животу.

Под халатом Драко был полностью обнажен.

Год назад она бы залилась сильнейшим румянцем при одной мысли об обнаженном Драко, идущем к ней, одетой только в крохотные шелковые трусики и прозрачную рубашку, едва ли что скрывающую.

Но прямо сейчас она чувствовала только ужас, так как каждый шаг Драко вызывал все новые воспоминания. Гермиона чувствовала, как ее спина вжимается в огромные подушки в изголовье кровати, и натягивала покрывало повыше.

К ней шел убийца, убивший множество людей… людей, имевших семьи, которые теперь погрузились в траур.

Убийца, убивший ее лучшую подругу.

Человек, почти убивший ее саму.

- Ты смотришь на меня как на монстра, - прошептал Драко, вставая перед ней. В полутемной комнате, освещенной лишь небольшими лампами, его тень полностью накрыла ее.

- А ты не он? – только и смогла вымолвить Гермиона, не чувствуя ничего, кроме злости и тревоги. Но злость – слепая, подлинная, непревзойденная злость – перекрывала все.

Услышав ее слова, спокойное лицо Драко ожесточилось. Гермиона дернулась в сторону, когда он резко залез на кровать и встал перед ней на колени. Его лицо оказалось в дюйме от нее. Драко резко выдохнул.

- Ты ничего не знаешь, - выпалил он, хватая ее за горло, словно бы желая удушить, но на самом деле еле касаясь кожи. Но, заметив ужас в ее глазах, он, выказывая сожаление, приподнял ее подбородок и нежно прижался к ее губам в глубоком, страстном поцелуе.

В соблазняющем поцелуе.

В мягком, но одновременно и самом сильном поцелуе, чувственном поцелуе, лелеющем поцелуе.

В таком поцелуе, в котором вы внезапно теряете способность связно мыслить и оказываетесь внутри пузыря удовольствия и нежности.

В таком, когда уже ничего не имеет значения, кроме его продления.

В поцелуе Драко Малфоя…

Она поняла, что не может сопротивляться.

Казалось, прошла уже вечность с того момента, когда они целовались так в последний раз.

Она не верила, что это может так повлиять на нее, что она может так хотеть этого.

Сладкий яд. Вредный для нее, но такой притягательный.

Гермиона почти заплакала, когда поцелуй прекратился.

Но не потому, что он завершился. Потому, что она возненавидела сама себя, потому, что она так хотела его, и потому, что она застонала и захныкала, когда Драко отстранился.

Непостижимое ощущение. Что-то, что человек не может описать словами.

- Я на самом деле думал, что ты умерла, - прошептал Драко в ее губы значительно мягче, чем в прошлый раз. Он держал веки плотно сжатыми, словно чувствовал боль от близости с ней. Их лбы соприкасались, а руками он гладил ее хрупкое тело.

- Прости, что разочаровала тебя, - холодно ответила Гермиона, пытаясь оттолкнуть его назад, упираясь в твердую как камень грудь и потерпев неудачу.

- Когда это ты научилась так разговаривать со мной? – внезапно опять обозлился он. Гермиона захныкала, когда он слегка потянул ее за волосы, оттягивая назад голову и целуя в подставленный подбородок и шею.

- В тот день, когда ты бросил меня и стал убийцей, - выплюнула она ядовитые слова, чувствуя, как бьется от возмущения сердце.

Драко остановился. Гермиона чувствовала, как напряглась его грудь, прижатая к ее телу. Его руки замерли на ее талии, дыхание прервалось на мгновение. Она могла бы поклясться, что прошла целая жизнь, прежде чем он отстранился. Кровать содрогнулась, когда Драко слез с нее.

Он немного постоял, глядя так, словно бы мог растопить ее своими чувственными серыми глазами. Выглядел таким высоким, таким доминирующим, таким превалирующим, как будто она была его собственностью и не может даже сдвинуться с места или моргнуть, пока не получит от него разрешения.

На его лице не было ни нахмуренности, ни намека на боль. Словно он надел маску, скрывающую выражение его лица, если так можно сыронизировать.

Гермиона смотрела на него, пока он наконец не ушел и не вернулся с завтраком на подносе, как будто делал так ежедневно.

- Тебе надо поесть, - невозмутимо сказал он, все еще без выражения, и поставил перед ней поднос с яичницей, сосисками, тушеной фасолью, картофельными оладьями, кровяной колбасой, грибами, томатным супом и горячим шоколадом. В хрустальной вазе стояли бледно-желтые нарциссы, склоняющие к ней головки.

- Вот, - пробормотал маленький Драко после долгого молчания. Он достал из кармана смятый нарцисс и протянул ей, опустив взгляд в землю.

- Это мне?

- Не будь глупой. Конечно, это тебе, - проворчал он, сжимая нарцисс еще сильнее.

- Спасибо, - нежно улыбнулась она, принимая подарок. Нарцисс, мятый и раздавленный, низко опустил перед ней головку.

- Он немного помялся в кармане, - пояснил Драко. На его вечно бледных щеках краснели поцелуи румянца.

Нарциссы…

- Слушай, только безумцы дарят своим возлюбленным камешки, - произнес Адриан.

- Неважно. Мне кажется это очень романтичным, - мечтательно улыбнулась она.

- Если тебе это нравится, значит, ты находишь в нем что-то хорошее. Вот, - улыбнулся он, протягивая Гермионе розу и вкладывая ее между страницами. – Теперь ты запомнишь, что такое романтика. Обычно влюбленные мужчины дарят своим девушкам цветы.

Гермиона немного помолчала, наконец, улыбнулась и тихо произнесла:

- Драко уже дарил мне нарциссы.

Если бы не вся ситуация, она могла бы поклясться, что сейчас проходили одни из самых сладких секунд в ее жизни.

Он сел рядом, зачерпнул ложкой суп, слегка подул на него, остужая, и поднес его к ее губам.

- Открывай, - приказал он. В его тоне звучало что-то, заставившее ее повиноваться.

- Хорошая девочка. – Его плохое настроение слегка улучшилось, когда он увидел, что на этот раз она не сопротивляется. Гермиона стыдилась себя, но суп пах так вкусно, а она была так голодна… Она не помнила, когда ела в последний раз.

И могла бы быстро съесть все вкусно приготовленные блюда, но Драко не позволил ей коснуться чего-либо. Он кормил ее сам, и у нее не было возможности сопротивляться. Он изредка целовал ее волосы и протирал большим пальцем уголки губ.

Гермиона чувствовала себя ребенком.

Было что-то странное в том, как естественно все выглядело. Но ведь он был Драко Малфоем. Мастером манипуляций, мастером лжи.

- Тебе понравилась еда? – наконец, спросил он после долгого молчания. Ответ был очевиден, так как она съела все. Но, кажется, он ждал ее вербального подтверждения.

- Д-да, спасибо, - пробормотала она, не желая, чтобы он опять потерял свое спокойствие.

- Я ненадолго уйду, - сказал он, убирая прядь ее волос за ушко. – Служанки, которых я нанял для тебя, позаботятся о твоих нуждах, пока я буду отсутствовать.

Гермиона не слушала, так как отвлеклась на разглядывание комнаты.

Она помнила, что пришла сюда с заданием. И его выполнение надо было начинать прямо сейчас. Время утекало, и очень быстро.

Драко куда-то собирался уходить. Ей стоило бы как минимум расспросить его об этом, попытавшись узнать хоть что-нибудь, воспользовавшись своим очарованием. Собственно, в этом и состояла ее работа.

Но она ничего не делала.

Разве ее задание не в том, чтобы собрать как можно больше информации?

Тогда почему она не выполняет его?

Потому, что ничего не хочет знать, или потому, что не сможет ничего передать?

Драко заслуживает любой кары за свои поступки.

Но хочет ли она участвовать в этом?

- Гермиона, ты вообще слушаешь меня? Я не хочу, чтобы ты выходила наружу. Ты должна оставаться здесь или в библиотеке рядом. Я вернусь к обеду, - сообщил Драко и еще раз поцеловал ее. – Будь хорошей девочкой, - прошептал он и ушел.

Через несколько минут, как он и обещал, пришли служанки Гермионы: две сухопарые пожилые леди, напоминающие управляющих студенческим общежитием. Она надеялась было поговорить с ними о чем-нибудь, просто чтобы не сойти с ума от тишины, но они выглядели так, словно пришли сюда только для дела и ни для чего больше.

Казалось, их поцеловал дементор и высосал из них все эмоции. Но, может быть, так и произошло на самом деле.

А что еще она могла ожидать от этого места?

- Миледи, молодой лорд приказал нам выполнять любые ваши желания. Ваш ланч будет подан в полдень. Мы поможем вам приготовиться к обеду, когда он вернется. Если вам что-нибудь потребуется, пожалуйста, позвоните в этот звонок. Он соединен с нашими комнатами, и мы быстро появимся, - проинформировала одна из них, показывая на небольшой золотой звонок на классическом полукруглом деревянном столе.

Гермиона ощутила себя в золотой клетке с повешенным в ней расписанием.

Словно бы вернулась эра тети Женевьевы.

- На этом пока все, миледи, - они присели в реверансе и развернулись к двери.

- Подождите, вы уже уходите? – спросила Гермиона. Она понимала, что выглядела ребенком, но, если честно, просто хотела любого доказательства того, что рядом с ней есть живые люди, пусть даже они выглядели мертвецами.

- Вы можете вызвать нас, если вам что-нибудь потребуется. В остальное время можете занять себя в библиотеке рядом. Мы вернемся, чтобы сервировать ланч и помочь вам одеться к обеду, - сообщила одна из них, еще раз склонилась и ушла, закрыв за собой дверь. Она повторила то, что уже сказала минутой раньше, как будто была запрограммированной машиной. Гермиона уже сомневалась, люди ли эти дамы или же роботы.

Через несколько часов она, в полном одиночестве, нервно расхаживала из комнаты в библиотеку и обратно. Единственные помещения, где ей позволено было быть. Другого выбора у нее все равно не было.

Книги привлекали, но не настолько, чтобы занять ее надолго, как предполагали служанки. Величина библиотеки или ее наполнение не имели особого значения. Хотя там присутствовали ее любимые томики, а сама она почти достигала размера библиотеки Хогвартса.

Гермиона размышляла, как выполнить свое задание. Но ее мысли сейчас были слишком спутаны, чтобы планировать что-то или хотя бы сосредоточиться на чтении. Может быть, она просто откладывает свою миссию? Или просто слишком боится того, что может узнать?

Это ей не нравилось. Гермиона Грейнджер всегда, всегда хотела знать больше. Это ее знакомая территория.

Но прямо сейчас она хотела бы, чтобы все казалось чужим.

И не только потому, что комната была слишком большой, чтобы исследовать все.

На самом деле все здесь было знакомым потому, что явно служило для удовлетворения ее желаний.

- Что еще хочет моя принцесса? – хихикнул Драко, обхватывая Гермиону за талию и покачиваясь на кресле-качалке. Она сидела на его коленях, как ребенок на Санте, и оба пристально смотрели на мигающие огоньки на их первой совместной рождественской ели.

- Книги. Много, много книг в библиотеке, примыкающей к моей спальне, - с удовольствием кивнула она, погружаясь в мечтания, словно бы думала об этом уже миллион раз.

- Так предсказуемо, - засмеялся он. – А что еще?

- Ужин в сумерках на балконе. Мягкий плед и много-много подушек возле камина, и небольшой столик рядом, чтобы я могла есть свои любимые лакомства.

- Печенье, - серьезно кивнул Драко, вызывая у Гермионы смех. Она зарылась носом в его шею.

- Только не говори об этом тете Женевьеве. Она закроет меня внутри буфета, пока я не похудею.

- Твоя тетя спятила. Мне кажется, что ей пора прекратить мучить тебя диетами. Ты уже и так стройная. И если кому-то и нужны диеты, то это ей, - сообщил Драко своей девушке. Гермиона поперхнулась, словно бы он произнес табуированные слова, хотя в выражении ее лица можно было проследить намек на веселье.

- Если бы она это услышала, то убила бы нас обоих, - засмеялась Гермиона. Драко нежно поцеловал ее подбородок.

- Не получится. Я буду тебя охранять, а я очень хорош в магии, знаешь ли, - самодовольно заявил он.

- Что, правда? – уточнила она.

- Да. И я дам тебе все, что ты хочешь.

- Даже еще большую ель на следующее Рождество?

- И все? Просто большую ель? – улыбнулся Драко. – Я могу вернуться обратно в тот пугающий лес и принести ее, если хочешь. Может быть, что-нибудь еще? – самодовольно добавил он.

Гермиона хихикнула и прижалась к нему потеснее, сцепляя пальцы на его затылке и обнимая.

- На самом деле я ничего не хочу, Драко. Я хочу только тебя. Тебя одного.

По щекам девушки потекли слезы. Она смотрела на большую рождественскую ель в углу.

Он выполнил все свои обещания, кроме последнего.

Смешно, что она получила все, чего хотела, кроме того, чего хотела больше всего на свете.

А еще смешнее то, что все это больше не работало.

Потому что она была просто слепой, а он ушел.

Старого Драко больше нет нигде.

Она больше не чувствовала в нем той любви и желания охранять.

Теперь перед ней был темный лорд, а не ее Драко.

Когда она смотрела в его глаза, то все, что могла видеть – это умоляющие слезы умирающей Джинни и ужас на лицах других людей той ночью.

Все, что она могла видеть – это огонь.

Огонь, и больше ничего.

* * *

Гермиона чувствовала себя жертвой, приносимой богам. На нее надели длинное, белое платье на бретельках, обнажающее кремовую кожу от плеч до местечка на спине, где сходились ее бедра. Сексуальный, глубокий, V-образный вырез демонстрировал декольте. Платье превосходно подчеркивало округлости ее тела, как у греческой богини.

Ее длинные локоны уложили в греческом стиле, забрав назад в низкий шиньон и скрепив шпильками с серебряными кристаллами.

Служанки выполнили все без единого слова и опять ушли, оставив ее одну в этом уединенном, одиноком месте.

Теперь, когда она разглядывала себя в отражении зеркала, к ней опять приходили следы прошлого, как тени, которые никак не могут раствориться в темноте.

Той ночью она была так молода. Ей недавно исполнилось четыре.

Она кружилась и кружилась, любуясь свечами в канделябрах на своей первой официальной вечеринке, на которую взяла ее мать.

Маленькая Гермиона чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.

Все говорили ей, как она красива. Все хвалили ее. Все любили маленькую принцессу.

Ей нравилось все этой ночью: музыка, смех, свет, цветные пятна, танцующие на ее кружевном, длинном, воздушном платье.

Пока она не споткнулась и не налетела на официанта, обслуживающего столик министра.

Ее мать никогда не была такой злой. Она весь остаток вечера вела себя с Гермионой очень холодно и без конца извинялась перед министром, который был достаточно добр, чтобы просто смеяться над своим промокшим костюмом. Но, когда все вернулись домой, наступила кара. Гермиону затащили в гардеробную и заперли там на два дня, открывая только для того, чтобы накормить.

Это были худшие два дня в жизни Гермионы. Даже сейчас, в настоящем, она все помнила и слышала свой умоляющий плач, успокаивающий голос няни Демельзы за запертой дверью, и апатичное молчание своей матери.

Но даже тогда, в очень юном возрасте, она понимала… что была всего лишь трофеем.

- Когда-нибудь ты увидишь. Когда-нибудь ты поймешь, какой путь я тебе приготовила. Ты увидишь в зеркале свое отражение и улыбнешься своей красоте. Чистокровные женщины будут завидовать тебе, потому что их мужчины будут падать перед тобой на колени. Ты – надежда нашей семьи, Гермиона. Когда-нибудь ты увидишь и все поймешь…

Теперь она наконец видела, почему, но обещание улыбаться самой себе не реализовалось.

- Может быть, теперь я и вижу, мама… что ты сделала со мной. Но я все еще не понимаю, почему ты никогда не любила меня, - прошептала она, говоря с собственным отражением. – Ты хоть что-нибудь чувствовала ко мне? Хоть немного? Я же не такая плохая? Я делала все, чтобы быть хорошей дочерью.

- Так. Ты опять плачешь.

Гермионе не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть мужчину, приближавшегося к ней. Медленно обняв ее за талию, он поцеловал ей плечо, привлекая к себе.

- Ты не можешь заставить полюбить себя, - проговорил он. – Но в этот раз ты не можешь заставить разлюбить тебя. – Он замолчал, поднимая руку и пальцем вытирая ее слезы. – Ты борешься, когда грустишь. Ты борешься, когда боишься. Но ты не должна плакать, Гермиона. Никогда. Запомни это, - прошептал он, внимательно глядя на ее отражение в зеркале. Его глаза внезапно наполнились чистейшей похотью. Он жадно осматривал отражение ее тела.

- Это то, что ты делаешь? Даже если знаешь, что неправ? – выдохнула она. Его палец ласкал ее губы, а вторая рука обнимала талию.

- Нет ничего хорошего или плохого. Только победы и поражения. И я всегда выигрываю, - хрипло прошептал он ей на ушко, сжимая при каждом слове, чтобы подчеркнуть их.

- Ты не можешь стать тем Драко, - испуганно, почти умоляюще прошептала она, понимая, что это невозможное, недостижимое желание. Она не может заполучить кого-то, противоположного настоящему Драко. Но его взгляд заставлял ее думать, что все возможно. Что она что-то удерживает в нем.

Может быть…

- Не говори мне, что делать. Это моя задача, - жестко сказал он и вдохнул запах ее кожи, прижавшись носом к вырезу и выглядя так, словно бы мог попробовать втянуть в себя всю ее внутреннюю сущность. – И никто больше не может заполучить тебя, я уверен в этом, - хрипло прошептал он и достал что-то из кармана.

Гермиона затаила дыхание, когда ощутила на шее знакомый вес камня. Потом тяжело задышала. Внутри нее забурлили тысячи эмоций. Она разглядывала алмаз грушевидной формы со сверкающими изумрудиками в форме слезы вокруг.

- К-как ты… - Она даже не могла закончить предложение. Слова застряли у нее в горле.

Она же отдала его Джинни, и камень напомнил ей о ее смерти и том факте, что этот мужчина несет ответственность за ее смерть.

- Если ты еще раз посмеешь кому-нибудь отдать его, принцесса, то точно узнаешь, что с ними произойдет, - предупредил он, проводя пальцем по ее руке, плечу, шее, и, наконец, опускаясь к ее груди, на которой лежал камень.

От легких, поддразнивающих прикосновений волоски на ее затылке встали. Ее глаза начали излучать электричество, образовывающееся в ней. Все связные мысли, и даже лицо Джинни, теперь исчезали.

Она чувствовала только прикосновение его рук. И это было самым заслуживающим порицания, самым греховным ощущением в мире.

- Ты так красива. Не могу поверить, что так реагируешь на меня, - гортанно выдохнул он. Его действия становились все более и более откровенными. Гермиона не могла справиться с собой и простонала.

Она задохнулась, ощутив, как что-то уткнулось ей в спину, и глубоко покраснела, осознав, что именно. Она уже была знакома с этим и чувствовала его там прежде каждый раз, когда они заходили слишком далеко в своих запретных утехах, целуясь в уголках особняка тети Женевьевы, или в те разы, когда он похищал ее и прятал в тайных местечках библиотеки Хогвартса.

- Чувствуешь его? – хрипло прошептал Драко. – Это из-за тебя.

Внезапно его руки обхватили ее грудь, сжали ее и начали играть, точно так же, как в те запретные моменты прежде.

Он точно знал, что делает, сжимая с нужной степенью силы, понимая, где нужно коснуться, куда проникнуть.

Это правда.

Он изучил ее тело много месяцев назад и ничего не забыл.

Она инстинктивно начала выгибаться и стонать от невыносимого удовольствия, не веря, что могла так сильно соскучиться по нему. Она почти забыла ощущение мужских рук на своем теле, и то удовольствие и состояние отрешенности, которые они дарили.

Ей потребовалось прикусить кончик языка, чтобы не закричать и умолять о большем, когда Драко прикусил ей шею и втянул в себя ее кожу в том месте, где бился пульс.

Это было слишком хорошо. Ее глаза так крепко зажмурились, что стало больно. Но ей все еще хотелось большего.

Гермиона внезапно втянула воздух, когда рука Драко резко опустилась ниже, обхватывая ее промежность через шелковое платье.

- Это мое, - прорычал он. Ее резко распахнувшиеся глаза рассматривали отражение в зеркале.

Ее груди были готовы выпрыгнуть из платья. Рука Драко сжимала их в собственнической манере. Больше всего ее ужаснул тот факт, что она раздвинула перед ним ноги. Прежде она никогда так не поступала. Но не могла справиться с собой, действуя инстинктивно и импульсивно под воздействием слепящего удовольствия, которое он дарил ей.

Ради Мерлина, она уже была влажной.

Надо полагать, он уже понимал это…

Но разве не ее же бесстыдные стоны продемонстрировали это?

Прежде она никогда не позволяла Драко касаться ее там.

Она разрешала ему любоваться ее телом в те запретные, украденные летние ночи, позволяла делать все, что угодно, пока он не доходил до края. Это всегда было их молчаливым соглашением, и он уважал ее желания.

Но теперь он грубо сломал его, посылая ей четкое, громкое и ясное сообщение, произнеся те слова.

И она просто позволила ему.

Может быть, какое-то время назад, увидев себя в такой позе, Гермиона подумала бы и предположила, что сильно любит этого мужчину.

Но все уже было сказано и сделано. Он не заберет назад все то, что совершил, и ожерелье, лежащее на коже рядом с сердцем, теперь уже символ не его любви, а его дьявольской души, смерти Джинни…

Она больше не могла вернуть назад любовь к нему.

Она осталась в прошлом.

- Отпусти меня, - заплакала она, отчаянно вырываясь. Драко только прошипел, потеряв телесный контакт.

- Не будь ребенком, Гермиона, - прорычал он, словно она была надоедливой маленькой девочкой. Она ненавидела, когда он так себя вел.

- Может быть, ты прекратишь вести себя так? Я не твоя собственность! – яростно прокричала она.

- Иди сюда, - спокойно приказал он, раскрывая объятия.

- Нет! – вызывающе заорала Гермиона, отбежала к двери, истерически рыдая, и попыталась открыть ее, используя все свои силы. Она понимала, что ничего не получится. Понимала, что выглядит идиоткой. Драко забрал ее палочку, и она беспомощна. Ее мысли дико метались. Она пыталась найти выход, хотя понимала, что ничего не выйдет.

Она на самом деле хотела удрать отсюда. Ее крики эхом отдавались от стен. Она побежала и попыталась открыть дверь в библиотеке, но Драко и ее заблокировал. Не открылась и дверь на балкон, тоже запертая. Не упоминая уже о том факте, что весь дом окружало защитное магическое поле, через которое не могла пройти ни одна живая душа.

Наконец, она сломалась. Гермиона, казалось, уже вечность бегала по комнате, плача и крича как заблудившийся ребенок. Все ее разочарование и осознание нечестности происходящего отравляло и пронзало кинжалами во всех возможных направлениях.

Драко просто стоял все это время, наблюдая своего рода представление.

- Ты закончила? – спросил он, когда Гермиона, наконец, истощенно опустилась на пол, прижав колени к груди и рыдая.

Она слышала уверенные шаги Драко. Он подошел к ней и присел, чтобы встретиться с ней взглядом.

- Ненавижу тебя, - со злостью прошипела она. Это не произвело ни малейшего эффекта на него.

- Пойдем, - приказал он, протягивая руку. – Ты просто голодна. Пойдем поедим.

- Ты сумасшедший, - неверяще пробормотала она.

- Ужин ждет, - просто сказал он, продолжая протягивать ей руку. У Гермионы не было выбора. Она приняла ее. А что еще она могла сделать? Чем больше она сопротивлялась, тем больше это веселило его.

Ей хотелось орать от невероятного разочарования.

Ее тело сотрясала дрожь, но она чувствовала оцепенение, когда он подвел ее к закрытой двери на балкон. И завороженно смотрела, как он махнул своей длинной, тощей рукой в сторону прозрачного стекла. Оно автоматически повиновалось хозяину, широко распахнувшись, демонстрируя роскошно накрытый стол и свечи.

Гермиона чувствовала себя словно бы летящей по воздуху, когда он вел ее к столу, отодвигал стул и слегка нажимал на плечи, усаживая.

Закаленное стекло стола накрывала шелковая скатерть. На ней стояли все ее любимые блюда: свежая зелень с ветчиной, смесь из вишен и черной смородины, жареное седло ягненка с чесноком и розмарином, зеленая фасоль в соусе, филе-миньон на гриле с грибами. Шоколадный мусс стоял рядом с мороженым, хлебом и специями.

Все выглядело так великолепно, что она просто смотрела на коктейли и вино рядом с красными розами, лепестки которых магически опускались со стола на пол.

- Ешь, - приказал он, накладывая ей еду.

- Почему ты так делаешь? – прошептала она. Ее глаза все еще были покрасневшими и опухшими от недавней истерики.

- Ешь, - повторно приказал он, на этот раз более жестко, чем в первый, не сводя с нее пристального взгляда.

Она сделала так, как ей было сказано, не желая злить его и подвергать стоявшее на столе воздействию его невыносимого характера.

Надо признать, что ужин на самом деле был хорош. Драко больше не произнес ни единого слова. Она тихо ела, молча наслаждаясь временным блаженством, которое дарила еда.

Спокойный, тихий ужин, почти дарящий комфорт…

Пока он не начал настаивать на том, чтобы она выпила больше вина, чем намеревалась.

- Тебе надо расслабиться, - прошептал он, заметив, как ее дыхание участилось. От вина ее пульс участился, и ей стало сложно концентрироваться на чем-либо, кроме его сильнодействующего пронизывающего взгляда. Его глаза светили как лазеры, испуская искры, окутывая магией ее обнаженную, покрытую мурашками кожу.

- Я хочу лечь в постель, - попросила она и тут же пожалела об этом, увидев его усмешку.

- Н-не для этого, - взмолилась она, чувствуя себя дурочкой. Ей просто хотелось закрыть глаза и забыть все, забыть это чувство эйфории и ощущения себя во сне. Сон превращался в ночной кошмар.

- Пойдем, принцесса. Уложим тебя в постель.

Он встал и подошел к ней, предлагая руку. Она неуклюже уцепилась за нее, немного покачиваясь от алкоголя в крови.

Драко воспользовался ее состоянием, нежно подхватив на руки как невесту, и внес в комнату.

Гермиона не могла справиться с собой. Он так хорошо пах… этот свежий пряный лесной аромат лета, смешанного с сигарами и вином. Она зарылась лицом в его шею и вдыхала. Драко пах так восхитительно, что у нее поджались пальцы на ногах.

Он нежно поцеловал ее лоб и ласково погладил большим пальцем ее обнаженную спину, а потом опустил ее на королевскую кровать, так осторожно, словно бы она была самой хрупкой вещью в мире.

Ощущение большой, мягкой, пружинящей кровати восхитило ее. Гермиона вздохнула от удовольствия, когда мягкость поглотила ее. Матрас слегка содрогнулся, когда на него залез Драко, вставая над Гермионой на четвереньки, не касаясь тела, но пристально разглядывая ее, как хищник смотрит на жертву.

- Не понимаю, - нахмурился он, явно мучаясь внутренним противоречием. Как будто что-то очень важное, о чем он думал всю свою жизнь, внезапно оказалось жульничеством, как будто религия, которой он поклонялся, оказалась фальшивой или наполненной фанатизмом и шовинизмом. Словно бы она думала только о своем теле здесь, бесстыдно распростершись на постели, под ним, для него. – Я на самом деле ни черта не понимаю, - разочарованно прошептал он, проводя пальцем по ее щеке до полуоткрытых губ и обратно, убирая растрепавшиеся пряди с ее лица.

Гермиона не могла ничего сказать. Она полностью потерялась в его взгляде, его светящихся глазах. Это было смущение? Недоверие? Мистификация? Она не знала.

Все, что она знала – это то, что он прекрасен.

Невозможно было поверить в то, какой слабой она могла быть, когда дело касалось силы его чувств.

Она не могла протестовать, когда Драко прижал свои губы к ее. Она не оттолкнула его, страстно отвечая на поцелуй, приоткрывая рот и позволяя своему языку танцевать с его языком в молчаливой битве.

Казалось, во время поцелуя прошла целая жизнь, но этого все равно было мало. Она буквально задыхалась, когда они, наконец, разорвали его.

- Помни, что ты сейчас у меня, принцесса. И ты уже никогда не уйдешь отсюда. Я не позволю этому произойти, - прошептал он, прежде чем накинуться со страстными поцелуями на ее подбородок, шею и плечи. Его руки становились все более и более настойчивыми, путешествуя по ее предплечьям, талии и обнаженной коже спины.

Сердце Гермионы практически выпрыгивало от его прикосновений. Ощущения, возникающие в ней от его рук и губ, становились слишком сильными, и ее грудь с набухшими сосками поднималась все выше при учащавшемся дыхании.

- Тебе же нравится это, правда? – хрипло прошептал он ей на ушко, нежно прикусил мочку и улыбнулся, услышав тихий, робкий всхлип краснеющей невесты.

- Никто больше не может подарить тебе эти ощущения, Гермиона. Я это знаю. Я – единственный, кто может это сделать. Отрицать бессмысленно, - сказал он, обдавая своим запахом. – Черт, как же я соскучился по тебе.

- Д-драко, - захныкала Гермиона, чувствуя головокружение и одновременно пугаясь того, к чему все шло. Действия Драко становились все более и более безжалостными… и она позволяла ему все. Она позволяла все, потому что ей это нравилось.

- Я же приказывал тебе расслабиться, - прошептал он, сжимая ладонью грудь и с удовольствием наблюдая, как она выгибает спину от прикосновения.

- Моя хорошая девочка, - проворковал он, вставая на колени и слезая с кровати, чтобы раздеться, не сводя своего взгляда с вида девушки, распростертой на кровати в восхитительном возбуждении, пока Драко расстегивал рубашку и развязывал галстук.

Он продолжал смотреть на нее, пока расстегивал ремень и снимал брюки, оставаясь в одних боксерах.

Гермиона глотала кислород, чувствуя, как электричество похоти пронизывает ее тело от колотящегося сердца до пяток. Она пожирала взглядом его, стоящего рядом, его потрясающее, почти нереальное полуобнаженное тело, возбуждающее ее, рассматривала бугрящиеся мышцы, выступающие из-под кожи.

- Теперь твоя очередь, - мрачно сказал он. – Раздевайся.

Это был прямой приказ. Она только сглотнула.

- Т-ты не можешь просто так…

- Раздевайся, Гермиона. Это приказ.

- Нет! – дерзко заявила она, прикрываясь огромным, объемистым покрывалом. Ее чувство противоречия вернулось к ней опять. – Ты не можешь приказать мне такое.

- Могу, - просто ответил он. – Раздевайся, или ночью я убью еще кого-нибудь. Мне не нравится, когда я не получаю то, чего хочу, Гермиона. Ты знаешь это.

- Прекрати, Драко! Ты же не убийца!

- Ты не веришь мне? Хочешь проверить? Мне… убить кого-нибудь прямо перед тобой?

Она отчаянно затрясла головой, чувствуя, как падает сердце, и разрыдалась, потому что ее вновь наполнил ужас. Она временно забыла, но зря. Это больше не ее Драко.

- Ты делаешь мне больно, - дрожа от страха, она посмотрела на него. Гермиона выглядела такой невинной и хрупкой. Это слегка смягчило его.

- Мне придется причинить тебе боль, - прошептал он, лаская ее шею. – Обещаю, что все будет хорошо.

Плач Гермионы перешел в икоту. Она кивнула, как ребенок, которого убедили, что дантист не причинит ему боли.

- Снимай свою одежду, принцесса. Дай мне увидеть твое тело, - хрипло прошептал он. Она сделала то, что ей приказали, прикусив губу и пытаясь больше не плакать.

- Все будет не так плохо, Гермиона, обещаю. Ты, мы… мы будем счастливы вместе. Тебе не стоит сопротивляться.

Он сыпал обещаниями, походившими на прекрасную иллюзию света, на разломанные кристаллы, сияющие под солнцем. На них можно только смотреть издалека. Подойди ближе – и обожжешь глаза, коснись их – и поранишься, оставь их лежать под солнцем подольше – и обожжешься.

Глаза Драко пылали чистой похотью, когда он смотрел, как нервно и медленно раздевалась перед ним Гермиона. Такая невинная, такая наивная, такая нетронутая, такая не осознающая собственной красоты… и вся его.

- Так красива, - прошептал он, садясь, чтобы повнимательнее рассмотреть ее обнаженное тело, и медленно поднял руку, чтобы вытащить шпильки из ее прически.

Красивые пряди, освободившись от стягивающих их уз, опустились на ее плечи. Дыхание участилось.

Он выглядел очарованным, околдованным, словно отважный и смелый моряк, ушедший в долгое плавание и увидевший самую красивую русалку.

- Ложись, принцесса, - прошептал он. Она так и сделала, выставляя ему напоказ свое восхитительное тело. Ее обнаженные груди колыхались вверх-вниз от частного, нервного дыхания. – Черт, как ты прекрасна, - простонал он, грубо проводя ладонями по стройным ногам, поднимаясь к округлым бедрам, к изгибу тонкой талии и, наконец, обхватывая торчащие груди, прежде чем наклониться и поцеловать ее.

Внезапно ему захотелось большего. Бесконечная и беспредельная похоть заполнила все его тело. Он чувствовал, что, если остановится, то умрет. Гермиона крепко зажмурилась, позволяя ему набрасываться на ее тело, щипать, кусать, посасывать и лизать, громко и бурно, ее гладкую, светящуюся кожу. Он потерял контроль над собой. Она никак не могла остановить его.

Ее эмоции сливались воедино глубоко в сердце. Она позволяла ему вновь и вновь использовать ее тело, трогать и целовать, напоминая, что больше ни одному мужчине в мире не позволено так обращаться с ней, только ему. Что она создана и рождена для него, для его удовольствия.

Каждое прикосновение, каждая ласка сводила с ума. Она словно бы плыла по воздуху, уносимая ветром вниз, в смертельное удовольствие, будоражащее разум, к ее сердцу, к ее лону и тайному местечку между ее бедрами. Что-то шумело в ее ушах, как будто из нее вытекали электрические разряды сильнейшего опьяняющего удовольствия.

Она потерялась в чувствах, не зная, что делать дальше. Она только не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела, чтобы он продолжал ненасытно наслаждаться ее телом.

Драко выругался, пытаясь снять боксеры со своего дрожащего, наполненного похотью тела, страстно желая получить больше, ворваться в нее.

Гермиона ужаснулась, наконец, увидев его длину. Она посчитала, что не сможет принять в себя даже половину, но Драко начал вновь ласкать ее, говорить, что все будет в порядке, шептать бесконечные обещания, чтобы успокоить ее. В этот момент она начала все забывать, усиленно стараясь поверить ему, отдаться фальшивой безопасности его обещаний.

Она понимала, что все не будет так прекрасно, как он говорит, но жизнь – не лепестки роз, в конце концов.

Зато это максимально приближалось к тому счастливому концу, который она себе представляла.

Драко обещал ей безопасную жизнь, дом, который она хотела, даже детей – если ей захочется. Он говорил, что женится и даст ей все. Он говорил, что дает ей слово. Он говорил, что умрет ради нее… Он говорил, что любит ее.

И она приняла эти обещания. Приняла все в горячке момента.

Хотя глубоко внутри знала, что безопасной жизни, которую он обещал ей, не дождаться, пока каждый день будут умирать люди. Что дом, который он обещал – это зачарованный особняк, тюрьма для нее. Что их детей когда-нибудь постигнет та же судьба, что и ее. Что мир, который он обещал ей - это мир потерь и бесконечной скорби. Он умрет ради нее – но он уже и так давно умер. Он любит ее – но у него нет больше сердца.

Гермиона вскрикнула и заплакала в момент, когда он, наконец, взял ее. Смесь зарождающейся боли и слепящего удовольствия была слишком сильной для нее. Она кричала из-за всего: от удовольствия, от боли, из-за своей стыдной развязности, из-за потерянного прошлого, из-за сломанного будущего, из-за потери невинности…

Драко замер на некоторое время, целуя ее и бормоча слова утешения. Они каким-то образом успокаивали ее, хотя она понимала, что это просто сладкая, замаскированная ложь.

Он подождал, пока она не приспособится к нему, и вошел еще глубже, ворвавшись в нее до конца, поглощая ее тело как жадный император в свою первую ночь властвования.

Королевская кровать тряслась и скрипела при каждом толчке Драко. Костяшки Гермионы побелели так же, как простыни, за которые она цеплялась. Она слышала, как скрипы рамы кровати смешиваются со стонами, вздохами, и шлепками их сталкивающихся тел… кожа к коже… душа к душе.

В последний момент он вынудил ее посмотреть на него. Он почти кричал и умолял ее сказать, что она все еще любит его, и она повиновалась, потому что в этот момент не могла больше ничего сказать. Возможно, такова ее сексуальная природа, или может быть, говорило ее сердце. Или, возможно, она никогда не прекращала любить его. Она не знала. Можно ли полюбить монстра?

Она даже не думала. Бурлящие внутри чувства не позволяли ни на чем сосредоточиться. Это невозможно сделать, когда твоя кровь кипит как лава и льется по венам, обжигая и уничтожая все, мимо чего протекает.

Она даже не понимала, что происходит, выгибаясь к нему всем телом, сжимаясь в неугасимых ощущениях в теле, когда, наконец, кончила и выкрикнула его имя. Это превосходило все. Она могла бы поклясться, что почти умерла. Через несколько секунд он последовал за ней, напрягая мышцы изо всех сил, чтобы продлить наслаждение.

Они рухнули, обнимая друг друга, все еще дрожа от бурлящей в них страсти, цепляясь друг за друга так, словно сейчас им это требовалось больше всего.

Драко крепко держал ее, так, чтобы она навечно оставалась здесь, у его груди, как будто это была Ева, первый раз прижавшаяся к груди Адама в созданном мире.

Прошло несколько минут, прежде чем успокоилось их частое дыхание.

Когда Гермиона подняла взгляд, удовлетворенный Драко уже крепко спал.

Она пыталась выбраться из его объятий, но смогла лишь повернуться набок. Драко сонно прорычал и обхватил ее за талию сильнее, зарылся в ее шею и сонно засопел ей на ухо. Их обнаженные усталые тела блестели в ночи.

Ее переполняли эмоции. Страстное желание ушло и заместилось глубоким, ранящим чувством вины.

Она могла себе представить, с каким разочарованием и отвращением будут смотреть на нее люди из-за того, что сейчас произошло. Она видела наполненное слезами лицо Джинни, которая глядела на нее и обвиняла в том, что та не боролась. Она видела выражение тошнотворного отвращения на лице Тео, осуждающего ее за невыполнение единственного обещания, которое она дала ему. Она видела равнодушное лицо Гарри. Она заслужила все это, потому что позволила всему этому произойти.

На небе в середине холодной декабрьской ночи зажглись звезды. Гермиона Грейнджер плакала, умоляя песочного человечка1 забрать ее в свой мир и никогда больше не возвращать.

__________________

1 существует поверье, что ночью к людям приходит песочный человечек из другого мира, посыпает им песком глаза и насылает сон.

__________________

Примечание от автора:
Музыка для главы: Angel Taylor - Not Even Human

33

Глава 32. Греховные поцелуи, пятнающие прикосновения

«Ибо что такое любимая? Она является тем, чем не являюсь я сам. В акте любви я – чисто мужское, а она – чисто женское. Она - это она, а я - это я, и соединяясь вместе с ней, я знаю, насколько она не идеальна для меня, насколько я не идеален для нее, насколько совершенны мы вдвоем, свет и тьма, и как ни один из нас не сможет осмыслить бесконечность и вечность, это просто превосходство Единого, которое мы создаем».

Дейвид Герберт Лоренс,
«Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность»

Проснуться и увидеть, что на тебя напряженно уставилась пара серых глаз – не совсем типичный сюрреалистичный опыт. Сюрреалистичный, но не типичный.

Такой парадокс возможен, когда некий злобный эльф каким-то образом скрывается за личиной ангела, со своими светлыми волосами, безукоризненно сияющими в лучах утреннего солнца, образующими нимб чуть выше его головы. Это было первым, что она видела, когда они были детьми; каждый раз, когда солнце попадало на его волосы в том идиллическом саду, который они когда-то называли раем.

Она хотела прикоснуться к нимбу, ощутить скольжение по ее коже, которое вызывало покалывание. Но протянутая рука и прикосновение просто заставили бы ее открыть глаза на правду о том, что это всего лишь прекрасная иллюзия. Несбыточная мечта ее потерянного прошлого. Это было все равно, что следовать за концом радуги, зная, что никакого горшочка с золотом там нет.

Глаза всегда слепы, но в большинстве случаев это происходит из-за того, что их ослепляет сердце.

– Доброе утро, принцесса, – прошептал он своим золотистым, текучим, хриплым голосом. Он звучал для нее словно гармония, вибрирующая сквозь мистический эфир, затягивающая, гипнотизирующая.

Затем он улыбнулся, выглядя как самопровозглашенный темный принц.

Незнакомцы могли приходить и уходить, но она была одной из тех людей, кто путешествовал и переплывал океаны, только чтобы стать свидетельницей этой восхитительной улыбки.

Его лицо являлось абсолютным противоречием всему. Она была почти убеждена в том, что они находились в другом мире, что он был просто мужчиной, которого она любила, а все осложнения растаяли без следа.

Он выглядел спокойным, счастливым… умиротворенным.

Она едва не расплакалась из-за ложности ощущения.

– Мне удалось организовать свободный день. Можешь себе это представить? Темный Лорд редко предоставляет такую возможность своим последователям. Он ценит меня больше, чем любого из них, даже больше самого Снейпа, – гордо сказал он ей, словно школьник, который хочет, чтобы родители гордились им за признанные достижения.

Гермиона внезапно ощутила боль внутри. Свободный день? Свободный от чего? От убийства людей?

Он рассказывал ей о том, что значит быть Пожирателем Смерти и на что похож его обычный день. Вот только ее тошнило от всего этого.

– Прошу, не напоминай мне о том, кто ты есть. – Кое-как Гермионе удалось совладать с собственным голосом. В нем звучали мстительные нотки, но ей было все равно.

Хорошее настроение Драко внезапно скисло. Гермиона видела, как мышцы на его обнаженной груди пошли волнами от напряжения, как сжалась его челюсть, словно он старался сдержать усмешку.

Неосознанно ее взгляд метнулся прямо к его руке, на которую нанесли Темную метку. Она видела ее прошлой ночью, но никогда не рассматривала по-настоящему, потому что все в ее голове было беспорядочно, сумбурно и неустойчиво.

Когда Драко заметил, что она пристально смотрит на Метку, то резко поднялся, словно ему было стыдно, но девушка не была в этом уверена. В конце концов, он мастерски владел собой.

Гермиона наблюдала за тем, как он берет свой черный атласный халат, надевает его и выглядит так, словно перед ней стоит царственный король.

– Прекрати портить нам утро, принцесса. Предупреждаю тебя, – сурово сказал он ей.

Гермиона лишь поджала губы и отвернулась, когда он попытался ее поцеловать. Он выдохнул и поцеловал ее в щеку.

– Идем, служанкам нужно сменить постельное белье, – приказал он, подавая ей белый шелковый халатик.

Гермиона густо покраснела, вспомнив о разрозненных пятнах крови на простынях. Однако до того, как девушка начала протестовать, Драко подошел ближе и накинул халатик ей на плечи, мягко заставляя надеть его. Грейнджер не нужно было повторять дважды, поэтому она просунула руки в рукава и стала около Малфоя, когда он притянул ее ближе; его руки властно обвили ее талию, пока они оба смотрели на последствия вчерашней ночной активности.

– Видишь это? Это доказательства моих притязаний на тебя, – прошептал он ей на ухо с гордостью и тщеславием в голосе.

К тому моменту, когда в комнату вошли служанки вместе с двумя домовыми эльфами, Гермиона едва не расплакалась от смущения. Она не могла поверить, что так сильно истекала кровью прошлой ночью. Она знала, что Драко было известно о ее невинности, но он был не так нежен, как она надеялась. Он всегда страстно увлекался, так что это не удивляло. Его действия были настолько интенсивными, что у нее до сих пор все немного побаливало.

Если горничные и заметили пятна, то виду не подали; за что Гермиона была благодарна на этот раз. Домовые эльфы были слишком напуганы и сновали вокруг, как собачки, пока служанки занимались делом. Они выглядели абсолютно беспристрастными, пока меняли простыни так, как приказал Молодой Господин.

Это разбивало Гермионе сердце, но она просто не могла ничего сделать, пока ее обнимали эти сильные руки, не дающие сдвинуться даже на пядь.

Сразу после этого Драко заботливо отнес ее в душ.

Ему нравилось заботиться о ней. Грейнджер не знала почему, но просто позволяла ему. Возможно, она была слишком напугана, чтобы обращать на это внимание.

Когда он снял с нее халатик, девушка не сдержалась и немного отступила, прикрываясь. Этот жест вызвал у Малфоя сдавленный смешок, напомнивший Гермионе, что вряд ли ей стоит переживать, что он увидит больше, чем уже видел прошлой ночью.

Этим утром он был другим, словно бы смущался своей холодности в противовес тому, каким был прежде; прежний Драко нежно улыбнулся бы ей, прежний Драко решил бы, что ее комфорт – превыше всего.

Он обмывал ее тело, словно поклонялся ей. Он был очень нежным, убеждаясь, что мягкая губка не причиняет ей боли, размачивая засохшие пятна крови на ее бедрах и стирая их, словно залог его любви к ней.

Солнце мягким сиянием касалось их кожи сквозь хрустальное стекло, согревая в огромной ванной. Каждая капелька воды сияла как драгоценный камень на их обнаженных телах, пока они смотрели друг на друга так, словно видели впервые.

Быть может, это было украденное время. Возможно, не будет ничего большего, чем это одолженное, но все же определенное мгновение, и не важно, как оно быстротечно, в памяти их сердец оно останется навсегда.

– О чем ты думаешь? – прошептал Драко, прослеживая нежные бусинки воды на ее коже, кончиком пальца рисуя узоры на ее шее и плечах.

– А разве ты не можешь узнать это? – спросила она в ответ. Снейп предупредил ее о превосходной степени владения Драко искусством Легилименции, даже дал ей несколько коротеньких уроков Окклюменции, просто чтобы защитить ее от возможной угрозы, прежде чем передать ее в это место. Обучение было очень сложным, и Гермиона не овладела даже половиной навыков. Если бы Драко действительно захотел, то смог бы забраться к ней в голову, и она бы никак не могла этому воспрепятствовать.

Пока же, как говорил профессор Снейп, пока же она еще не была готова; он просто оказал ей холодный прием и сказал ей, что это, в любом случае, не имеет значения. Зельевар, похоже, даже не допускал такой возможности, что Драко мог узнать их секрет, и план полетел бы ко всем чертям. У них не было достаточно времени, но это неважно, потому что Гермиона знала не так уж и много.

Он сказал, что значение имеет только время.

Она не понимала, но, возможно, в первую очередь, была создана не для того, чтобы все понимать.

– Для умной девушки, ты бываешь очень наивной и невежественной. Но иногда, ты просто садистка, – сказал ей Драко, нежно играя с ее волосами, медленно накручивая гладкие кудри на палец.

– Пожалуйста, вернись, Драко. Ты все еще можешь это сделать. Если ты беспокоишься о судебном разбирательстве, то я смогу помочь. Это не ты. Прошу, послушай меня, – умоляла она, наклоняясь ближе, чтобы коснуться его спокойного лица, его бледная кожа блестела на фоне капель воды.

Она не знала, почему делает это, но каждый раз, когда Драко внешне выглядел таким мягким, это давало ей ощущение надежды и необходимость попробовать еще раз и еще, пока новая попытка пойдет насмарку.

– Тебе следовало излечить меня, когда я был младше. Ты помнишь? – внезапно спросил он ее.

Она не знала, почему он говорит об этом. Она могла только смотреть на него, и чем больше смотрела, тем красивее он становился, тем больше он походил на мечту, тем больше она хотела скользнуть дальше в эту несуществующую блаженную безопасность, спрятаться внутри своего каталептического состояния.

Она слышала звук струящейся рядом воды, похожий на колыбельную из ее старой музыкальной шкатулки, которую она всегда слушала перед сном, чтобы отправиться в мир волшебных фантазий.

– Тогда все было так просто. Мы были маленькими и ничего не знали о будущем, – начал шептать Драко. Его голос был слишком прекрасен, ее веки почти трепетали на мягком нежном ветерке.

Их пальцы медленно соприкоснулись под струями воды, дразня, прослеживая, пока их ладони не встретились, скользя сквозь водный барьер, чтобы соприкоснуться полностью. Они подходили идеально: ее маленькая ладошка почти скрывалась в его большой.

– В том саду я видел только твое лицо… как ты улыбаешься, как держишь меня за руку, как танцуешь вокруг с вплетенными в волосы цветами, трепещущими на ветру. Я дал себе обещание, когда мы однажды поссорились, и ты оставила меня сидеть в одиночестве на краю пруда, – сказал он. – Ты же знаешь, что я всегда был одиноким мальчиком. Но я всегда справлялся с этим. Я всегда хотел быть одиноким, всегда хотел, чтобы все было для меня. Но тот случай у пруда изменил все, чего я хотел. Сидя там, я осознал, что никогда не хотел быть одиноким. И я не хотел никого, кроме тебя. Для меня это было важно. Это никогда не имело значения для тебя, но не для меня. У тебя было много друзей, у меня же не было никого. Я был так горд собой, потому что это был первый раз. Когда я знал, чего хочу, и что мне есть за что бороться. Я эгоистичный человек, Гермиона. Я всегда был эгоистом. Но ты была всем, что когда-либо волновало того мальчика, и я дам ему это. Я могу сделать что угодно, лишь бы иметь это. Они могут убить меня. Они могут пытать меня. Я могу умереть, пытаясь сохранить тебя, но я никогда не сдамся. Ты должна это знать, – говорил Малфой, пока Грейнджер медленно поднимала вторую руку и прикасалась к слезам, которые смешивались с брызгами воды на его лице.

– Ты не можешь прятаться от всего, Драко. Теперь это реальность. Мы больше не дети. Прошу, очнись. Это больше не игра. Мы не в прятки играем. Ты понесешь наказание за то, что сделал, – отчаянно сказала она ему, но юноша не слушал и лишь нежно улыбался ей.

Он всегда был как медленно умирающий цветок, такой прекрасный, но увядающий со временем, а она отчаянно пыталась спасти его, защитить от надвигающейся зимней смерти. Но даже ее душевных сил не хватало. Время года есть время года, и что бы ни случилось, так будет до скончания времен; время не остановить, даже если сломать часы.

– Ты ангел, а я нет. Но я лучше приму грех эгоизма, чем откажусь. Если все закончится, я отпущу его, – тихо прошептал он, прежде чем наклониться и взять ее лицо в чашу своих ладоней. – Но тогда, прежде всего, я буду держать тебя как можно ближе.

А затем он поцеловал ее, глубоко, страстно.

Гермиона ответила на поцелуй, словно распутная нимфа, пробующая на вкус губы первого встреченного ею смертного.

Это был греховный поцелуй.

Даже слезами не смыть того факта, насколько запретным он был.

Нельзя было обрисовать, что это случится вот так, так неприлично, так неправильно… но – ох! – так восхитительно.

Возможно, это она сделала все таким. Возможно, она действительно вырвалась наружу. Она хотела сладости от слез. Она хотела будущего от туманного, скрытого узкого пути, а не открытой прекрасной поляны. Она была так польщена вечной задумчивостью, что была готова отказаться от реализма ради этого неуравновешенного момента.

Она хотела, чтобы руки убийцы прикасались к ней, чувствовали ее кожу, ласкали ее самые сокровенные места, развращали ее, пятнали.

Она хотела, чтобы этот преступник запятнал ее.

Вода из душа ускользала сквозь ее пальцы и ладони, как шелк, когда девушка скользила ладоням по его подтянутой груди, каждым прикосновением посылая импульс его мышцам, напряженно вибрирующим от контакта.

И вот тогда она ощутила это.

Его сердце.

Драко выглядел так, будто у него его нет, но оно было там. Скрытое за крепкими каменными стенами, прямо за его грудной клеткой, оно было там, живое и бьющееся из-за ее поцелуев.

На этот раз он взял ее медленно, с такой трепетной страстью и увлечением. Она приняла его в себя всем своим существом, затаивая дыхание в моменты крайнего восхищения.

Все продлилось недостаточно долго, поэтому они сделали это еще раз. Драко, находясь внутри нее, подарил ей ощущение наполненности. Вначале он контролировал темп, направляя ее, чтобы облегчить проникновение, но позже она упивалась ощущением доминирования и контроля над ним.

Она чувствовала себя неприкасаемой, чувствовала себя в безопасности, чувствовала самой сильной женщиной на земле, когда он был там, чтобы поймать ее. Она позволила чувствам проглотить ее, ненадолго отталкивая прочь всякие знамения и предсказания.

Потому что ей это было нужно.

На этот раз ей просто действительно это было нужно.

И может быть, потому что она знала, что даже ее последняя слезинка упадет только ради него, ради того маленького мальчика, сидящего возле пруда.

Позже, они держались друг за друга, казалось, вечность. Драко все еще находился внутри нее, и ни одному из них не хотелось двигаться. Это было такое прекрасное облегчение. Оно навсегда останется в ее сердце. Гермиона все еще сидела на коленях Малфоя, когда он закрыл глаза; восстанавливая дыхание, он положил голову ей на грудь, пока она обнимала его, как маленького мальчика.

– Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не надо... – пробормотал он в ее грудь, и смесь его пота, воды и слез растеклась по ее коже.

Гермиона уставилась на туман, покрывающий безупречный витраж ванной комнаты, наслаждаясь создаваемым им спектром цветов, пока успокаивающе гладила по волосам своего истощенного любовника.

Над головой юноши не было нимба, но, прикасаясь к его волосам, девушка поняла, что ей все равно. Неважно, что он не был ангелом. В конце концов, на самом деле больше ничто не имело значения.

Среди осколков пустоты так легко было поверить обещанию, поверить в лучик надежды.

Среди обломков оптимизма так легко было поверить, что все будет хорошо, даже если знаешь, что в любом случае обречен быть поглощенным черной дырой.

Но, возможно, на этот раз она хотела верить.

Возможно, она сошла с ума, но лучше лишиться рассудка, чем сердца.

– Да, – прошептала она, целуя его волосы, туда, где был призрак нимба. – Ради тебя я останусь.

* * *

Звуки спокойных шагов Блейза Забини эхом отлетали от стен, когда он осторожно вошел внутрь огромной, величественной комнаты.

Это была одна из любимых комнат Драко в поместье.

Она была широкой и просторной, с одним-единственным античным столом, стоящим с краю и окруженным четырьмя замысловатыми деревянными стульями. Достопримечательностью этого безлюдного места был огромный настенный деревянный винный шкаф. Драко нравились его дорогие выдержанные вина, хотя сам он больше предпочитал пить виски.

Блейз был уверен, что Малфою действительно просто нравится выставлять напоказ свои сокровища, например, некоторые его вина даже считались дороже золота.

Забини был слишком встревожен, чтобы проделать такой длинный путь только ради того, чтобы услышать, что ему скажет сидящий блондин. Это место было персональным тренировочным полигоном Драко с самим Темным Лордом, его очень особенным додзё [прим. пер. – место для медитаций и самосовершенствования], как он сам любил его называть.

Юный лорд восседал, праздно закинув ногу на ногу, и потягивал виски. Выражение его лица было равнодушным, даже можно сказать, скучающим. Хорошим знаком было и то, что он, казалось, пребывал в хорошем настроении, чтобы рассмотреть некоторые вопросы. (Спасибо, блять, Мерлин.)

– Ты звал меня, – осторожно заговорил Блейз, встав перед другом детства. Забини все еще настораживал тот факт, что Малфой пытался убить его за неудавшуюся попытку спасти Гермиону. Он должен бы признать, что, выжив, Гермиона, так или иначе, спасла ему жизнь.

– Выпей со мной, – просто сказал Драко, призывая для своего старого друга одно из самых дорогих вин.

Блейз лишь уставился на него, оценивающе вскинув бровь.

– Что? Монтегю больше не такой интересный собеседник?

Драко просто пожал плечами, отпивая еще глоток.

– Так что это? После попытки убить меня теперь ты хочешь снова стать мне другом просто потому что у тебя есть девушка? – усмехнулся Блейз.

– Да, – ответил Драко, вручая ему бокал. Он произнес это словно само собой разумеющееся. Это напомнило Блейзу о мальчике, которого он впервые встретил на приеме, когда они были детьми, и о том, как тот толкнул его в стол с тортом только потому, что мать не уделяла ему достаточно внимания. – Пей.

– Псих ненормальный, – пробормотал Блейз, прежде чем присесть, и, резко выхватив кубок так, что немного вина даже пролилось на его оливковую кожу, залпом его выпил.

– Ой, забыл тебе сказать, оно отравлено, – обыденно произнес Драко. Эти слова повергли Блейза в такой шок, что его глаза расширились до невозможных размеров, и он поперхнулся. Примерно минуту он кашлял и метался туда-сюда, пока Драко потешался над его агонией.

– Да пошутил я, – наконец сказал блондин, прежде чем его друг лишился чувств. Его, казалось, очень забавляла эта маленькая шутка, раз он даже мрачно усмехнулся и провозгласил тост за своего ошеломленного и донельзя взбешенного друга.

– Да пошел ты, Драко! Черт возьми! – сердито кричал Блейз, роняя бокал на пол и вытирая губ трясущейся рукой. – Ты больной психопат! Ты знаешь об этом?

– А ты жалкий и бесхарактерный… шуток не понимаешь, – закатил глаза Драко, беспечно закуривая сигарету. – Успокойся, блять, право слово.

Блейз крепко стиснул кулаки в раздражении, стараясь успокоить свое дыхание. Придя в себя в достаточной степени, он вновь присел и заглянул в лицо своему другу.

Так много изменилось в нем за эти несколько дней, прошедших после воссоединения с Гермионой. Это было действительно поразительно, почти чудесно, снова видеть его в таком состоянии. Словно его лучший друг снова вернулся. Почти.

Он все еще был невероятно зловещим и грозным, но в некотором смысле улучшения определенно наблюдались.

– Так где она? – спросил его Блейз после продолжительного молчания.

– Спит, – пожал плечами Драко. – Ей нужен отдых.

– Ты слишком утомляешь ее, – ухмыльнулся Блейз.

– Да, я такой, – самодовольно произнес Драко.

Малфой пребывал в действительно хорошем настроении, и Блейз решил это проверить.

– Говорят, грязнокровки действительно хороши в постели.

Драко ничего и не ответил, а просто продолжил наливать себе выпивку.

– Ты ведь ненавидишь, когда кто-то напоминает тебе, кто она на самом деле, верно? – теперь настала очередь Блейза ухмыльнуться своему лучшему другу.

– Что тебе до того? – теперь Драко выглядел немного раздраженным, когда поставил свой стакан.

– Твои родители разговаривали со мной. Им не по душе, что ты отправил их жить в каком-то летнем домике, пока сам роскошествуешь в Мэноре. Так же они с ужасом восприняли тот факт, что ты разорвал помолвку с Асторией Гринграсс. Дафна рассказала мне о том, как была возмущена ее сестра. Ты довольно сильно разбил девичье сердце, – проинформировал его Блейз, периодически затягиваясь своей сигаретой.

– Ты действительно еще встречаешься с этой шлюхой? – фыркнула Драко, все еще испытывая к Дафне огромную неприязнь за то, как она с подругами поступили с Гермионой.

– Как будто ты сам никогда не встречался с Пэнс несколько месяцев назад, – съязвил Блейз, от чего Драко бросил на него убийственный взгляд. Блейз опустил глаза в пол и прочистил горло, почувствовав себя неуютно. Малфою никогда не нравилось, когда его поступки подвергались сомнению.

– Касаемо моих родителей… Они обязаны мне своим долбаными жизнями. Они больше не могут мне приказывать и прекрасно это знают. Это я спас им жизни. Самое меньшее, что они могут сделать, это быть благодарными, – продолжил Драко, словно его никто и не перебивал.

– Так… ты действительно собираешься жениться на Гермионе? Несмотря на то, что она все еще грязнокровка. А что по этому поводу говорит Темный Лорд?

– Мы заключили сделку. Я приношу ему голову Дамблдора; он дает мне все, что хочу. А я хочу Гермиону. Все просто. До тех пор, пока Темный Лорд счастлив, она будет со мной.

– Я рос с тобой, Драко, я знаю, как работает твой извращенный ум. Я, блин, знаю, что одержим ею. Она охрененно красива, это да. Но все мы знаем, а я знаю, что и ты тоже, что грязнокровки не годны ни для чего, кроме хорошего траха. Они низкопробнее самого низкопробного дерьма в мире. Они по-прежнему стоят ниже нас, Драко. И я знаю, что даже ты – особенно ты – не можешь отрицать этого, – напомнил ему Блейз.

– Я женюсь на Гермионе, – твердо произнес Драко, повторяя свое признание, словно оно было нерушимым законом.

– Почему? Так ты сможешь держать ее ноги раздвинутыми для себя?

– Она моя! Никто другой не может владеть ею! – Драко явно начал терять терпение, поэтому вскочил и стукнул кулаком по столу.

– Она вся твоя, Драко. Но ты должен помнить, что ты – чистокровный. Она может быть с тобой, но это все еще не меняет того факта, что она по-прежнему остается грязнокровкой. Она та мерзость, к которой ты всегда больше всех испытывал отвращение. Или она изменила твой взгляд на это?

– Я не… Я, черт побери, не знаю, ясно? – теперь Драко шагал туда-сюда и теребил себя за волосы. – Гермиона… она просто… она другая. Она не воплощает ничего из того, чем должны быть грязнокровки. Как будто она родилась в виде исключения, если это вообще имеет смысл. Она смущает меня. Иногда мне кажется, что она не настоящая грязнокровка, что на самом деле она все еще дочь Пьюси, а все это дерьмо про ее грязнокровное наследие – просто ошибка.

– Но это не ошибка, Драко. Она – грязнокровка. Ты должен это принять. Это правда.

– Тогда почему, черт возьми, она умна? Она самая умная ведьма нашего века, черт побери! Почему она такая могущественная ведьма? Почему она настолько красива? Почему в ней нет ничего того, что должно быть в обычной грязнокровке? Она больше, чем середнячок, с учетом грязной крови, и это просто неправильно! – теперь Драко почти ползал по полу в расстроенных чувствах, готовый повыдирать все свои волосы. Блейза удивило то, как сильно влияло на настроение Малфоя обсуждение Гермионы Грейнджер.

– Так ты действительно до сих пор не веришь, что она нечистокровная?

– Я… Я не знаю! У меня был образ грязнокровок, и раньше для меня все было четко. Они все хуже нас, просто ебаные отбросы нашего мира. Ничто в них не может быть прекрасно. Они менее, чем особенные. Они отвратительней дерьма. Даже от одной смысли о них меня начинало тошнить. Но Гермиона… словно… словно она пришла, чтобы разрушить все это, и я по-прежнему не могу это принять. Она должна… она должна каким-то образом оказаться чистокровной, или хотя бы полукровкой. Да. Наверное, в этом дело. Должно быть, там какая-то ошибка. Я докопаюсь до истины. – Казалось, что Драко больше обращается к самому себе, когда кивнул и залпом осушил еще один стакан виски. Его волосы были так взъерошены, словно от только что проснулся от очень изнурительного сна.

– Ты серьезно? Ты собираешься исследовать ее родословную? А что если ты просто подтвердишь тот факт, что она действительно является грязнокровкой? Что ты собираешься с этим делать? Что ты собираешься делать с ней? Оттолкнешь, как в прошлый раз? – задал ему вопрос Блейз.

– Она не грязнокровка! Даже ты можешь это увидеть! Я имею в виду, просто посмотри на нее! – Некогда бледные щеки Драко покрылись нервным румянцем, и он вышагивал туда-сюда по пространству комнаты и разражаясь проклятьями.

– В таком случае, Драко, что отличает грязнокровок от чистокровных? За исключением наследственности, в чем действительно разница? Даже их кровь такая же красная, как и наша. Как ты можешь сказать, грязнокровка Гермиона или нет? Что ты видишь, когда смотришь на нее? – спросил друга Блейз. Он и сам хотел бы знать. В мире, в котором он вырос и жил, иногда было слишком сложно поднимать провокационные темы вроде этой. Они жили на одной стороне кристалла многогранного бриллианта, никогда по-настоящему не зная отражения на другой стороне и не понимая, где отражение действительно подлинное.

– Когда я… когда я смотрю на нее, – Драко остановился и уставился в окно.

Блейз мог видеть рваные вдохи под неровным колебанием рубашки друга. Но Малфой стал выглядеть спокойней. Он всегда становился спокойней, когда думал о Гермионе, словно девушка успокаивала, даже если он просто вспоминал о ней.

– Все, что я вижу, это девушку моей мечты. Когда я смотрю на нее, то забываю о том, что значит деление на классы. Когда я смотрю на нее, то забываю даже о собственной крови, о том, к кому принадлежу я и к кому принадлежит она. Когда я… когда я смотрю на нее, то забываю, что значит… ненавидеть грязнокровок.

______________________
От автора:

Закрыть спойлер
Тема Драко в этой главе: Switchfoot – «Restless».

Это христианская песня об Иисусе и жизненном пути, о спасении, но еще и о том, каким многогранным может быть смысл жизни влюбленного мужчины. Эта песня олицетворяет полную растерянность Драко, неопределенность и трепет. Он не гордится своими поступками и не может этого отрицать. Он вырос в очень сложном мире, подгнившем мире, мире, делающем человека сильным, а затем превращающего его в камень.

«Изо всех сил стремлюсь на ту сторону,
В мир, который мне всегда был недоступен.
Изо всех сил стремлюсь к Богу,
Со слезами святых и лицемеров».

Драко действительно очень сложный персонаж, и никто из нас не может винить его за это. Он решил стать сильнее, даже если это будет означать, что в конце он ослабеет, если в этом вообще есть смысл. Но не важно, как быстро он бежит, чтобы спрятаться; он продолжает бежать по кругу в поисках нее. Несмотря ни на что, он все еще бежит и ищет только ее. О-о-ох! Я даже не могу…
______________________

Тема Гермионы в этой главе: Edwina Hayes – «Feels Like Home»

Впервые я услышала эту песню в фильме «Мой ангел-хранитель» и плакала так сильно, до боли. Знаете, когда ты не можешь перестать плакать просто потому, что у тебя на сердце действительно тяжелое, тошнотворное чувство. Эта песня значит так много. Для меня текст отражает радостные воспоминания о настоящем, но есть определенный момент, когда понимаешь, что счастье – это просто временное блаженство для обреченности, как компенсация за момент. И это вгоняет тебя в депрессию. Душераздирающая песня, несмотря на почти бесплотный, позитивный текст. Это как заставить себя поверить в сиюмоментное обещание, даже если глубоко внутри ты знаешь, что неважно, как сильно тебе хочется удержать момент – он никогда не будет последним.

34

Глава 33. Сладостное падение

«Тогда Далила сказала Самсону: Расскажи мне, пожалуйста, из-за чего так велика твоя сила и как тебя связать, чтобы усмирить тебя?»
Книга Судей Израилевых, 16:6

Поместье Малфоев, Уилтшир, Англия
Апрель 1997 года

Он снова потерпел неудачу.

Драко провалился третий раз подряд, и это более чем бесило его. В комнате царило полное безобразие, потому что он ужасно кричал, ругался и швырял в стену дорогие вазы и бокалы. Столик, за которым они обычно завтракали, теперь был не более чем разбитым предметом мебели, валявшимся как попало на полу.

Гермиона забилась в угол, дрожа и вжимаясь в стену, словно ожидая, когда закончится эта вспышка эмоций Малфоя.

Она не боялась, что он причинит ей вред. Муж никогда не обижал ее. Случались ночи, когда он был сильно пьян и хотел использовать ее для собственного удовольствия. Время от времени он мог быть грубым, но никогда не доходил до того, чтобы причинить ей вред. Она даже больше боялась, что Драко причинит вред себе и поранится.

Она знала, как поступать в такие моменты.

Она просто наблюдала за тем, как он изнуряет себя и съеживается на мраморном полу.

Как правило, его вспышка длилась всего несколько минут. К тому моменту, когда Малфой прекращал, Гермиона знала, что наступало время для ее работы.

Она подбегала к нему, целовала и шептала милые успокаивающие глупости.

Ей придется провести всю ночь, слушая его бесконечные протесты и разочарования.

Но она будет там ради него, чтобы исцелить его, успокоить, выслушать, как преданная жена, коей она и являлась, чтобы доставить ему удовольствие, как делала каждую ночь, чтобы дать ему все, что он пожелает от ее тела, все, что она сможет ему дать.

Она полагала, что должна была чувствовать себя, по крайне мере, немного виноватой, ведь, в конце концов, была корнем всех его проблем.

Но каждый раз, когда он зарывался лицом в ее грудь, как кроткий, разочарованный мальчик, она не могла сдержать запретную, таинственную улыбку на своих губах.

Мысль об этом заставляла девушку чувствовать себя так, словно она была злом в этой игре. Ей приходилось постоянно напоминать себе, что она спасла сотни жизней, играя с кругом обмана и предательства.

Но Гермиона впитывала эрудицию и знания как губка. Она никогда не была той, кто будет оставаться в стороне, когда знает, что есть возможность сделать хоть что-то.

Но не была ли она на самом деле злом? Если называть вещи своими именами, то кто первым забыл?

Были моменты, когда она подвергала сомнению собственное здравомыслие о том, как и почему не смогла просто отпустить его. Почему она просто не могла сопротивляться ему? Почему каждый раз, когда Драко позовет ее, она возвращается и делает именно то, что он попросит? Даже если все обломки этого бесполезного мира точно знали, что она по-прежнему испытывала к нему ненависть и презрение.

Она боролась с этим так долго, потому что знала, сколько боли это причинит ей же самой.

Но, быть может, по правде говоря, даже если реальный взгляд на вещи не допускал этого, Гермиона все еще была бесповоротно влюблена в монстра, который сломал ее.

С точки зрения чистейшей глупости это было безумием.

Это было необъяснимое чувство: так сильно любить и ненавидеть одновременно. Это было похоже на желание убить человека, но единственное, что можно сделать - это непрерывно вонзать в него нож, чтобы чувствовать пульсацию крови на своих руках, чтобы знать: ты ранишь его так же сильно, как он тебя.

Но после всего ты все равно исцелишь его, сошьешь и закроешь его раны. Даже если ты сама будешь той, кто будет убирать с пола грязь и кровь. Убирая собственное дерьмо, как говорится.

Это было болезнью.

Но, быть может, она была больна.

Или он.

Или они оба.

Или то, что люди называют любовью, если это можно так назвать, было дорогой к этому состоянию. Гермиона больше ни в чем не была уверена.

Но, по правде говоря, наверное, она просто действительно не могла простить Малфоя.

Драко сделал так много всего, что сломило ее.

Наверное, время, когда она сможет действительно простить его, станет моментом его смерти, когда он будет всего лишь хладным трупом, без воспоминаний, без жестокости и принципов.

Но Гермиона не хотела этого для него. Не хотела, чтобы он умирал, так что, может, момент, когда она простит его, так никогда и не настанет.

Иногда по ночам она подолгу смотрела на него спящего, удовлетворенного и крепко прижимающего ее к себе, словно свою куклу, и душу Гермиона поглощала дилемма: задушить его или поцеловать?

Они взаимно уничтожались, но и погибали друг без друга.

Это были нездоровые отношения, единственным выходом в которых было остаться.

Но Гермиона Малфой не останавливалась на этом, потому что знала, что у нее есть власть уменьшить грехи их союза.

Говорят, что женщина, в конце концов, может стать погибелью мужчины.

Раньше Гермиона не совсем понимала это.

Но сейчас, находясь в ситуации, когда она спровоцировала верную гибель стольких Пожирателей смерти, чтобы спасти сотни жизней одной-единственной улыбкой, подаренной этому мужчине, то понимала все.

Она чувствовала себя… могущественной.

Несколько месяцев она была пленницей Мэнора, но это был третий успех среди достигнутых ею.

Это было выше ее сил – гордиться тем, чего она достигла. Но Гермиона понимала, что следовало бы. Профессор Снейп когда-то сказал ей, что она уже сыграла в этой войне очень большую роль, спасая сотни невинных жизней, и что Орден очень гордится ее безусловными достижениями.

Драко никогда не удавалось поставить ее на место, чтобы напомнить, что она принадлежит ему и не может сделать ничего, кроме как оставаться верной и зависеть от него.

Конечно же, так думал он; потому что она позволяла ему так думать.

Она делала все, что он хотел, ни разу не усомнилась в его приказах и шла на сделку с чувством собственного достоинства и гордостью, чтобы услужить ему всем, что у нее было.

Гермиона знала, что одержимость Драко ею была единственной силой, которая у нее осталась, и хотела использовать эту власть, даже если это означало эксплуатировать это чувство по полной.

Она даже ни разу не просила его выпустить ее из комнаты. Кто знает, а вдруг это сработало бы не так, как она рассчитывала? Так было даже тогда, когда он, наконец, предложил ей составить ему компанию в саду. Он сообщил, что в этот Пожиратели находились где-то в другом месте, и лишь немногие остались охранять снаружи.

Сады и озеро Малфой в тот день были свободны от присутствия этих отморозков, и Драко сказал, что Гермионе не помешало бы немного солнца. Они прошлись по садам, искупались в озере, а еще занимались любовью под деревом на небольшом пледе для пикника.

Гермиона снова ощутила себя ребенком. Каким-то безоговорочно неразумным образом она чувствовала себя в безопасности, когда была с Драко. Забавно, что такое ощущение дарило ей присутствие убийцы.

Это было так давно, но лучшие воспоминания Гермионы были связаны с этим местом. Драко сорвал желтый нарцисс и заправил цветок ей за ухо. Он говорил ей, что она красивая. Он говорил, что она – его Принцесса.

С того дня он дал ей привилегию посещать по крайней мере некоторые части поместья, при условии что будет сопровождать ее.

Поместье Малфоев было особняком, полным снующих туда-сюда Пожирателей смерти. Оно больше не было столь же уединенным, как прежде. Оно больше не было домом для богатой чистокровной семьи Малфоев. Сейчас Мэнор больше походил на штаб-квартиру, базу Второй магической войны.

Гермиона была идеальной, покорной, любящей женой, и Драко, в конце концов, стал доверять ей достаточно, чтобы быть уверенным, что девушка никогда не сбежит от него.

И она упивалась этим. Упивалась каждым моментом, когда муж показывал, насколько она важна для него. Упивалась этим даже в этот самый момент, когда Драко искал ее заботы, словно от этого зависела его жизнь, даже не подозревая, что девушка в его руках предавала саму себя.

Быть может, ее мать была права; мужчины падали бы перед ней на колени, если бы она пускала в ход дар обольщения и обман.

Это была классическая женская игра.

Которая, на самом деле, так никогда и не удавалась.

Исторические книги содержали истории о том, как мужчины могут быть раздавлены одной лишь улыбкой женщин, которых они любили.

Адам был изгнан из Эдема из-за того, что поддался на искушение Евы.

Самсон был непобедим. Он был самым сильным мужчиной среди живших когда-либо. Он мог разорвать льва голыми руками и перебить тысячи своих врагов. Так велика была его сила. Его враги мечтали о его гибели, но этого не происходило, пока в его жизнь не вошла Далила. Он умер из-за женщины, которую впервые полюбил по-настоящему.

Елена Троянская обладала внешностью, спустившей на воду тысячи судов, что привело к гибели тысяч ни в чем не повинных людей и разрушению непобедимых королевств.

Кадм Певерелл, один из первоначальных обладателей Даров Смерти, использовал Воскрешающий камень, чтобы вернуть женщину, которую любил. Но камень мог вызвать лишь наваждение, которое волшебник тотчас же и отпустил бы. Кадм был так влюблен, что хотел быть со своей возлюбленной постоянно, поэтому, в конце концов, покончил с собой. Смерть поглотила его из-за женщины, которую он любил.

Быть может, женщины действительно злые создания. Быть может, их красота – причина того, что гордые, здравомыслящие мужчины гибнут в пучине безумия.

Мужчины были созданы, чтобы быть сильными, чтобы быть лидерами, чтобы править землями, чтобы пересекать океаны и покорять мир.

Однако, некоторые книги, возможно, забывают отметить, что в действительности лежит в основе успеха каждого мужчины и поражения каждой женщины.

И Гермиона воспользуется этим. Она была женщиной, но использует эту истину, чтобы обманом служить ему.

В мире, где для тех, кто надеется, действительно важно было выжить и продолжать существовать, Гермиона знала, что сделает все, что в ее силах, чтобы удержать эту пронзительную тьму подальше от единственного едва мерцающего факела в городе.

Даже если для этого придется разбить его сердце.

– Я, блять, просто не понимаю, – застонал Драко напротив ее теплой груди, наслаждаясь ощущением ее нежных, искусных рук, массирующих его голову. – Все было тщательно спланировано. Откуда этим гребаным аврорам было знать, где состоится нападение? – он зарычал от досады, но Гермиона просто еще больше выпятила грудь, продолжая целовать мужа в лоб самым нежным из возможных способов.

– Никогда не знаешь, что случится, Драко. Иногда самый идеальный план может провалиться не из-за врага, а из-за внутренних разногласий, – прошептала она, медленно поднимая его руку и кладя на свою пышную грудь. Волшебница знала, что мужу нравилось, когда она выступала инициатором его прикосновений к ней. Она изучила его слабости и продолжала постигать их.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, глядя вверх на жену, но продолжая лежать на ней; его ладонь дернулась и крепко ухватилась за ее грудь, чего она и добивалась. Ему нравилось прикасаться к ней. Он был готов делать это в любое время. Она знала.

– Ты говорил мне, что Блейз Забини получил такое же задание, но в другом месте, не так ли?

– Да, пожалуй, говорил.

– Что тогда произошло с его миссией?

– Все прошло охренеть как хорошо. Темный Лорд наградил его новыми рабами, – презрительно и завистливо выплюнул Драко, подтверждая мысли Гермионы.

– Ты намного лучше, чем он, Драко. Ты всегда был лучше. Ты лучший среди последователей Темного Лорда, – обольстительно прошептала она, слегка поворачиваясь, чтобы он откинулся на подушки.

Месяцы назад она чувствовала бы себя неловко, делая то, что делала сейчас. Если бы ее девственное «Я» могло увидеть эту картину, то оно бы, наверно, отрицало, что это одна и та же девушка.

Но Гермиона больше не была той невинной девочкой. Она была взрослой женщиной, поглощенной собственной чувственностью и страстью каждой ночи, которым ее научил ее любовник.

Слабый золотистый свет ароматических свечей с экзотическими запахами и сладкий базилик скользили по ее коже, пока она улыбалась мужу. Он лежал и смотрел на нее, пока она сидела у него на животе. Когда Гермиона смотрела на Драко, ее волосы стекали вниз волшебными волнами, делая ее похожей на богиню, которой она и была.

Драко уставился на нее со слегка приоткрытым ртом, вбирая в себя всю ее красоту, пьянея от происходящего.

Гермиона знала, что в такие моменты его снова можно легко обвести вокруг пальца. Она могла играть с его разумом, как только тот туманился от похоти. Она раскрыла это бесконечными пылкими ночами и всепоглощающей страстностью.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. В глазах Малфоя мерцала чистая страсть, пока он смотрел, как Гермиона медленно избавляется от ночной сорочки, выставляя перед ним свое обнаженное тело в одних только шелковых трусиках. Его руки автоматически потянулись, чтобы коснуться каждого доступного для контакта участочка кожи.

– Не знаю, – сказала она, наклоняясь, чтобы встретиться взглядом с его полными похотью глазами, позволяя его рукам делать все, что им хочется. – Не ты ли однажды сказал мне, что Блейз, кажется, завидует твоему положению при Темном Лорде? Ты говорил, что он завидует, потому что ты моложе него, но уже достиг большего, чем смог любой другой Пожиратель смерти.

– Да, я говорил такое. Но Блейз верен мне, – бессвязно пробормотал Драко в перерывах между поцелуями, притягивая жену к себе ближе, чтобы получить больше. – Снейп, и тот вызывает у меня больше беспокойства. У Блейза кишка тонка стать ближе к Темному Лорду. Обычно он очень осторожничает. Со Снейпом же другая история. Раньше любимчиком Темного Лорда был он. И однажды он попытался отобрать мою славу.

– Я не думаю, что Снейп – угроза, – сказала ему Гермиона, прежде чем буквально броситься вниз, чтобы пылко поцеловать мужа, заставляя скулить, когда прерывала поцелуй, чтобы продолжить с того же места, где прервалась. – Он слишком стар. Блейз же, однако, многого ожидает от своего будущего.

– М-м-м… как скажешь, Принцесса. – Сейчас Драко явно сдавал позиции, приподнимаясь в попытке притянуть тело жены как можно ближе, пока она ерзала у него на коленях.

Было ясно, что Малфой больше не намерен разговаривать, пока покрывает жадными поцелуями шею жены, утопая с нежности ее кожи. Но Гермиона не собиралась отступать.

– Знаешь, Блейз может добиться успеха во всем, чего захочет. Он достаточно силен для этого. Он…

– Почему ты вдруг так заинтересовалась им? – Теперь Драко выглядел явно взбешенным, вспомнив тот факт, что это было уже его третье неудавшееся задание. Сейчас в его глазах читались злобный проблеск ревности в сочетании с похотью на грани одержимости.

Гермиона пыталась казаться беззаботной, но внутри она ликовала, поздравляя себя с тем, что добилась желаемого.

– Не знаю. Просто это выглядит так, будто… он, знаешь, становится действительно силен в этом и…

– Прекрати это! – зарычал Драко. Гермиона ахнула, когда он внезапно перевернул их тела так, чтобы она оказалась под ним, правой рукой прижав обе ее руки у нее над ее головой, а левой схватив за подбородок, заставляя смотреть на него. – Никогда не говори подобным образом о Блейзе! Никогда не говори подобным образом ни об одном другом мужчине! Отныне я не желаю, чтобы с твоих уст слетало имя какого-нибудь еще мужчины! Слышишь меня?

– Я же просто… – Гермиона не смогла закончить свою фразу, потому что Драко грубо накрыл ее рот своим, сминая ее губы и напоминая, кому она действительно принадлежит.

– Ты – моя гребаная жена! Ты вся принадлежишь мне! Тебе даже не разрешено смотреть или думать о любом другом мужчине, кроме меня, тем более, говорить о них! Не смей забывать свое место, потому что оно всегда подо мной!

Той ночью он взял ее грубо. Животные инстинкты брали над Драко верх, когда он был зол и раздражен. Но Гермиона знала, что это, так или иначе, произойдет. Она старательно откладывала в своей памяти все, чем он был; каким монстром он действительно мог быть.

За те месяцы, что она провела с мужем, Гермиона узнала, как работает его темперамент. Она могла контролировать Драко, снова становясь уступчивой и покорной, потому что понимала, что пересекала тот его внутренний барьер, который срабатывал, как автоматический тумблер.

В ту ночь Драко брал ее так много раз, что Гермиона сбилась со счета, потому что муж почти довел ее до обморочного состояния. Она пыталась успокоить его тем, что была самой послушной любовницей, какой могла, но даже это не смогло усмирить дикость ощущения доминирования над ней Малфоя.

Ее муж был самым властным мужчиной-собственником из когда-либо виденных ею. Особенно если учесть, что он признался, что добавляет противозачаточные зелья в ее напитки. Он сказал, что не хочет, чтобы она забеременела, потому что не желает делить ее ни с кем. Даже с их будущими детьми.

Драко обещал, что когда-нибудь у них будет ребенок, но только не сейчас. Он говорил, что хочет ее только для себя одного.

И Гермиона не спорила с ним. Она была слишком юна и просто не готова к такой ответственности, а еще девушка знала, как сильно ее ребенок будет страдать в такой среде. Никто не заслуживает такого. И она не позволит пройти через такое ни одному из своих детей.

Девушка усвоила и привыкла к тому, каким был Драко. Он будет контролировать все, что касается его жены. Он ревностно относился к любой угрозе, которая могла отобрать у него Гермиону. Она была его своеобразным трофеем и представляла собой его победу.

Малфой был самым жаждущим, завистливым монстром, но она научилась использовать это, как свое преимущество.

Гермиона довольствовалась тем эффектом, который произвел ее короткий разговор о недавних событиях.

Драко становился все более и более подозрительным по отношению к своему крестному отцу, и девушка знала, что с этим нужно что-то делать. Ей нужно было на некоторое время отвлечь внимание мужа от профессора Снейпа. И самым простым способом было заставить Драко ревновать жену к кому-то другому.

Профессор Снейп был единственной ниточкой к приятным новостям от людей, которых Гермиона оставила позади. Он обеспечивал безопасность ее родителей-маглов. Сейчас они, по крайней мере, были защищены от всего, что происходило внутри мира волшебников. Ее прежняя семья, Пьюси, больше не имела власти в иерархии. Последняя их собственность, за исключением поместья Пьюси, была продана, чтобы погасить их растущие долги. Это было хорошо для Адриана и его карьеры в квиддиче, а анонимному дарителю, коим была Гермиона, удалось сохранить их дом. Знание, что они не голодают и не скитаются, как бездомные животные, позволяло Гермионе дышать свободней. Она знала, что отец не молодел, да и ее мать, стареющая знатная леди Петрова упала бы в обморок, если бы была вынуждена бродить на морозе, не имея крыши над головой.

Профессор Снейп даже был достаточно любезен, чтобы тайно передать некоторые драгоценности, которые дала ему Гермиона, чтобы помочь семье, которая ее вырастила. Пьюси полагали, что это Снейп, наряду с анонимным дарителем, был тем, что постоянно оказывает им финансовую поддержку.

Гермиона понимала, что она больше не Пьюси, и все, что бы с ними ни происходило, никак ее не касалось. Но она выросла с ними. Они вырастили ее, и ничто не могло заставить ее забыть об этом. В конце концов, она любила их.

С того дня, как Драко женился на ней и заявил на нее свои права, как на жену, у Гермионы было достаточное количество денежных средств, чтобы открыть свой собственный счет в банке «Гринготтс». Ей были предоставлены определенные привилегии, при условии, что она будет использовать все на себя. Поэтому девушка решила покупать много безделушек и украшений каждый раз, когда в Малфой Мэнор приезжал семейный ювелир.

Драко никогда не спрашивал, почему она не носит в первую очередь те украшения, которые покупает, потому что всегда был рад увидеть на ней драгоценности, которые дарил ей сам. Он даже не предполагал, что все, что покупала, Гермиона передавала Снейпу, для того чтобы помочь своей прежней семье и поддержать финансами Орден. Однако ей приходилось быть очень сдержанной, поэтому она могла передать некоторые украшения, только когда они действительно были нужны.

Поэтому, когда Драко выразил подозрение и недоверие к своему крестному, Гермиона знала, что должна что-то сделать.

Зеленоглазое чудовище, сидящее внутри ее мужа, было, возможно, одним из мощнейших темпераментов, которыми он располагал. Но в то же время это была и самая легкая цель. Она будет использовать это всякий раз, когда ей нужно.

Разжигаешь в Драко ревность к кому-то другому, и это на некоторое время отвлекает его внимание. Он очень заботился о защите жены и был зациклен на этом почти до такой степени, что мог заточить ее в комнате, только чтобы Гермиона не виделась ни с кем, кроме него.

– Кого ты любишь?

– Тебя, Драко. Я люблю тебя.

– Кому ты принадлежишь? – требовательно спросил он, дыша глубоко, но рвано, и грубо беря ее.

Она знала, что ответить. Вариант был только один.

– Тебе, Драко, я принадлежу тебе.

* * *

Ладони Гермионы немного устали от того, что она разминала и поглаживала мужа по обнаженной спине.

Сегодня Драко требовался массаж, и она не могла остановиться, пока он не скажет, что уже достаточно.

Это был один из тех вечеров, когда он был просто угрюм и в шатком расположении духа. Таким был постоянный результат кровопролитных ночей ведения военных действий.

Гермиона слышала его редкие постанывания и вздохи восторга от ее действий. Она сидела на его пояснице, расставив ноги и сжимая его с боков, словно паук, пока нежно массировала каждую напряженную мышцу его спины. Драко лежал на животе, а его голова полулежала на подушке, повернутая лицом влево, чтобы он мог наблюдать за ними в стоящее в комнате большое, просто гигантских размеров зеркало.

– Такая красивая, – прошептал он, уставившись на отражение жены в зеркале. Коротенькая ночная сорочка Гермионы дразняще задралась, скользя на ее бедрах, пока она продолжала массировать его мышцы. – Иногда я думаю, что ты ненастоящая.

Гермиона ничего не сказала и просто продолжала сосредоточенно заниматься своим делом.

Драко нравилось смотреть на нее.

Иногда Гермионе хотелось проснуться и обнаружить, что Драко сидит на диване около их кровати. И она не видела бы ничего, кроме его черного шелкового халата, взъерошенных после сна платиновых волос, сияющих в залитой солнечным светом комнате и его изящно скрещенных ног. Он бы ничего не делал, только смотрел на нее, пока потягивает свой виски, как домовладелец, окидывающий взором свои обширные владения, сидя на веранде.

Иногда, когда у него было бы время, он присоединялся бы к ней за едой. Он смотрел бы на нее, как будто ничто, кроме ее фигуры, не имело в том мире значения. Иногда, прежде чем они лягут спать, Драко не делал бы ничего, а просто смотрел на нее, пока его не сморит сон.

Малфою просто нравилось смотреть на нее. И это злило даже больше, чем если бы Гермионы не было здесь, дожидающейся его возвращения домой.

Но когда Драко переходил к своим размышлениям о ней, пока смотрел вот так, то это заставляло ее слегка нервничать по поводу того, что он мог все узнать. Когда-то Малфой сказал, что никогда не применит к ней Легилименцию, но девушка все равно не могла полагаться на это, когда на кону в данный момент было столько жизней.

– Ты приводишь меня в такое смятение, что я пугаюсь сам себя, – продолжил Малфой, пока Гермиона старалась изо всех сил очистить свой разум.

Когда Драко заметил, что Гермиона осталась безучастной и проигнорировала его, то его темперамент снова проявил себя.

– Гермиона, – предупреждающе пробормотал он. Малфой ненавидел, когда его игнорируют.

– Прости, – мягко проговорила девушка, почувствовав, с каким усилием ей приходится мять напряженные плечи Драко. Она медленно встала с его спины, когда муж решил перевернуться, чтобы посмотреть на нее.

– Иди сюда, – приказал он, принимая сидячее положение и раскрывая для нее свои объятья.

Гермиона сделала, как он велел, торопливо взобравшись к нему на колени и оседлав, расставив ноги, когда он притянул ее ближе к себе.

Драко убрал от ее лица выбившиеся пряди волос, а затем поцеловал в подбородок и плечо.

Малфой еще немного поразглядывал ее, а Гермиона не посмела отвести взгляд. Она знала, что муж не хотел, чтобы она отворачивалась от него.

Молодой человек напряженно смотрел на нее, пока медленно поднимал руку, чтобы указать пальцем на свои собственные губы.

Гермиона знала, чего он хотел, и послушно наклонилась, чтобы медленно поцеловать мужа. Драко нравилось смотреть на нее, но больше всего ему нравилось целовать ее. Он стонал и гладил ее ноги, пока они целовались, казалось, целую вечность, медленно продвигаясь руками вверх и задирая шелковую ночную сорочку жены до ее талии.

– Твою ж мать, – внезапно прошипел Драко, когда его рука немного дернулась.

Гермиона знала, что его Темная метка снова горит. Это всего лишь означало, что его призывает другой долг… на очередное убийственное разглагольствование.

– Мне нужно идти, – сказал он, слегка отталкивая ее.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – покачала головой Гермиона, обнимая его руками за шею. Она знала, что это бессмысленно. Драко ненавидел, когда им вот так командуют. Это он должен указывать ей, что делать, а не наоборот.

Но Гермиона просто хотела исследовать пределы его терпения, используя каждый удобный случай. Она хорошо справлялась со своей миссией. А это была подходящая возможность.

– Я вернусь, как только смогу, – твердо ответил он, отпуская ее, хотя и очень неохотно.

– Ты только приехал. Почему на этот раз ты не можешь просто остаться? – Гермиона чувствовала, что ведет себя, как капризный ребенок, или, быть может, распутная и раздражающая шлюха. Но ей было все равно, пока это может спасти жизнь или две.

– Принцесса, что я говорил тебе об игнорировании призывов Темного Лорда?

Гермиона лишь поджала губы, упрямо качая головой, прижимаясь к нему все ближе, как непослушное дитя.

Драко попытался оттолкнуть жену, но вместо того, чтобы отпустить, она яростно впилась в его рот в попытке заставить остаться, чувственно потираясь бедрами о его очевидную твердость.

Если это было тем, что она была способна сделать, если это единственный способ, которым она могла повлиять на продолжение этой проклятой войны, то Гермиона была готова сделать что угодно.

– Гермиона, прекрати это немедленно. Просто… – На секунды дыхание Драко сбилось, когда его жена беззастенчиво сняла свою ночную сорочку, отбрасывая ее на пол с диким остервенением.

– А ты заставь меня, – хрипло прошептала Гермиона, прежде чем медленно встать на колени, упершись по обе стороны от его бедер, затем подняться во весь рост, избавиться от трусиков и вновь встать на колени перед изумленно глядящим на нее мужем во всей сияющей красе своего тела, призывно красуясь перед ним. Свет огня щекотал ее кожу, пока она улыбалась Малфою самой сладкой улыбкой, которую он когда-либо видел на лице жены.

Драко лишился дара речи, выглядя опьяневшим, пока его руки рефлекторно потянулись, чтобы дотронуться до ног жены и продолжить свое путешествие по ее бедрам, как скульптор, любующийся своим шедевром.

– Ты не должен идти, если не хочешь. Ты не должен соглашаться, если не хочешь. Ты не должен делать все, что они хотят, чтобы ты сделал. Ты ни от кого не зависишь, – ласково прошептала она, глядя на него сверху вниз и гладя руками по волосам.

Муж смотрел на нее так, словно она была Афродитой, а он был всего лишь обожателем ее красоты.

«Однажды ты все увидишь. И поймешь, какой путь я приготовила для тебя. Посмотришь в зеркало и улыбнешься своей красоте. Чистокровные женщины будут завидовать тебе, потому что их мужчины преклонятся перед тобой. Ты – надежда этой семьи, Гермиона. Когда-нибудь ты поймешь…»1

Леди Петрова была невероятно проницательной и умной женщиной; и все же Гермиона так до сих пор полностью этого и не осознала.

Когда Драко поцеловал ее живот, она знала, что теперь он в ее власти. Девушка позволила своим пальцам утонуть в волосах Малфоя, массируя кожу его голову наиболее соблазнительным способом, заставляя молодого человека стонать от неограниченного удовольствия.

Обольстительница знала, что он совершенно опьянен происходящим, и уже ничего не может с этим сделать.

Глядя на мужа, Гермиона закусила нижнюю губу.

Мужчины – забавные создания, решила она.

И сладостное падение Драко могло быть только началом.
______________________

1Отрывок из Главы 3. Перевод ButterCup
______________________

Песня к главе: Regina Spektor – «Samson»
______________________

35

Глава 34. Весеннее купание

Руки Гермионы дрожали, пока девушка копалась в документах мужа, лежащих в его кабинете.

Драко куда-то ушел, а после долгих обхаживаний и умасливаний ей, наконец, было позволено оставаться в его кабинете, пока он разбирался со своими основными проблемами Второй Волшебной войны, которая достигла уже довольно обширных размеров.

У Гермионы даже был здесь свой собственный чудной столик в уголке рядом с величественным рабочим столом мужа. Личный кабинет Драко был наполнен самыми разнообразными книгами и манускриптами, от классики до современности, и Гермиона могла свободно изучать их.

Драко нравилось, когда жена находилась рядом с ним, пока он работает над своими бумагами, которым не было конца и края. Она, вероятно, была его «увлечением», как представляла это себе Гермиона.

Всякий раз, когда Малфой немного уставал от напряженной работы, ему было достаточно поманить ее пальцем, и девушка тут же подходила и садилась к нему на колени. Это был его «перерыв» всякий раз, когда он просил жену поцеловать его, или заняться сексом, или даже заниматься сексом прямо здесь, когда страсти накалялись сильнее, чем предполагалось.

Этим утром Гермионе пришлось прибегнуть к сексу, чтобы просто уговорить мужа позволить ей остаться в его кабинете.

Всякий раз, когда Драко призывали на задание, свобода Гермиона ограничивалась стенами их спальни и прилегающей к ней библиотекой. Хорошо, что профессор Снейп знал, как держать людей в благоговейном страхе, и потребовал от Пожирателей смерти, которые охраняли ее комнату, используя свое положение крестного отца Драко, чтобы ему поручили быть ответственным за обеспечение безопасности хозяйки поместья.

Для Ордена война шла не очень хорошо. Да, Гермиона кое-как смягчила некоторые атаки, тайно организовав саботаж целого ряда миссий мужа, но это заставляло его вести себя осмотрительней и бдительней относительно чего бы то ни было. Она все еще могла расспрашивать его о чем-нибудь, но его ответы всегда были обдуманными и взвешенными.

К тому же, чем больше миссий проваливал Драко, тем ниже становилось их положение в глазах Темного Лорда. И Гермиона знала, что просто не могла позволить этому случиться так рано, когда в данный момент она самая большая надежда Ордена.

Именно поэтому Гермиона обсудила со Снейпом свой план по срыву важных миссий других членов круга, прежде чем вмешиваться в дела Драко, учитывая, что муж был ее единственным связующим звеном с планами Темного Лорда. Девушка знала, что просто не может подводить его снова и снова, когда его коллеги, Монтегрю и Забини, поднялись в своих миссиях на ступень выше.

Молодая миссис Малфой знала, что это будет трудно, но просто не могла сосредоточиться на миссиях Драко самостоятельно, позволяя другим беспрепятственно выполнять свои задания без посторонних козней.

Было легче сказать, чем сделать, но Гермиона знала, что ей нужно использовать ту малую власть, которая у нее осталась, чтобы помочь закончить эту войну и прекратить жестокую кампанию Пожирателей смерти против полного свержения Министерства Магии и победы над грязнокровками.

Когда-то Драко, находясь в подвыпившем состоянии, случайно обмолвился ей, что у него есть какой-то чертеж местности, где состоится атака, включая перечень лиц и порученные им задания. Также Малфой кое-что упомянул о завоевании не только волшебного мира, но и преодолении барьера с миром маглов.

Гермиона просто знала, что должна сделать что-нибудь. Ее родители все еще находились в полном неведении относительно всего, потому что их убедили, что их дочь находится в Хогвартсе, что она стала старостой своего факультета и участвует в очень важном проекте своего декана, профессора МакГонагалл. Грейнджеры были не особо осведомлены о том, какой бардак сейчас творится в Хогвартсе и что студенты находятся под контролем Волан-де-морта, а нарушители порядка подвергаются пыткам Круциатусом. Иногда Гермиона даже была благодарна Драко за то, что он заточил ее в башню, как принцессу, заперев в безопасности и оградив от всех ужасных вещей, происходящих за этими стенами, но время от времени она чувствовала себя действительно виноватой и втайне плакала в уголке.

Девушка знала, что ей просто нужно было сначала выплакаться, прежде чем умыть лицо, подправить свой внешний вид и улыбнуться, словно она действительно была счастлива приветствовать дома своего мужа.

Поплакав, Гермионе, по крайней мере, становилось не так обидно. Слезы позволяли ей чувствовать себя человеком. Плач позволял почувствовать себя менее виноватой.

Слезы сохраняли ее здравомыслие нетронутым.

Однако, проведя около часа в поисках плана, вместо того, чтобы выплакаться, Гермиона начала сыпать проклятьями. Ругательства и бранные слова, часто то тут, то там слышимые ею от мужа, срывались с ее языка.

Девушка просто была слишком разочарована тем, что все это походило на принуждение к совершению преступления. Она раньше никогда по-настоящему не делала подобного, и это убивало ее изнутри. Лицо Гермионы пылало от стыда, когда она прижала ко рту дрожащие ладони, даже не глядя по сторонам, представляя, что бы сказала няня Демельза, глядя сейчас на свою подопечную.

Девушка задумалась над тем, как разрушительно на нее влияло пребывание рядом с мужем. Он начал развращать ее, и этому просто нужно было положить конец. Ее растили благовоспитанной девицей, словно хрупкого серафимчика. Она думала, что знает значение великодушия и вежливости. И никогда за всю свою жизнь она не представляла себя в такой ситуации: лгущей, сквернословящей и замужем за убийцей.

Пришла пора задуматься над этим. Он даже девственности лишил ее еще до брака. Няня Демельза говорила ей, что величайший дар, который девушка может преподнести своему жениху, – это ее непорочность. На протяжении многих лет Гермиона никогда не позволяла Драко всего, потому что придерживалась этого принципа. Она хотела облачиться на свадьбу в белое, чтобы рядом с ней по проходу шел отец, ведя свою дочь к ожидающему ее жениху. Она хотела, чтобы это был счастливейший день в ее жизни. В первую брачную ночь она хотела быть застенчивой невестой, чтобы иметь возможность создать с ним свою семью, и чтобы мир считался с этим. Она просто хотела обычной, нормальной и мирной жизни. Иметь возможность гулять по окрестностям, зная, что ее счастье не принесет вреда ни одной живой душе. Ей даже не нужны были все эти драгоценности и сокровища, которые предлагал ей муж.

Она просто хотела быть счастливой.

Но у нее так ничего из этого и не было. Драко взял ее в ночь, когда она боялась его. Он не причинил ей вреда, но и не был так уж нежен. Да, после он женился на ней, но это больше было похоже на отчаяние, на гражданское действие, чтобы удержать ее и пометить именем Малфоя, чтобы защитить, прикрыть ее статус нечистокровной, сделать так, чтобы ее присутствие ценилось, потому что теперь она была замужем за чистокровным.

Это больше походило на необходимость смягчить ее низкопробность.

Вместо того чтобы надеть белое, Гермиона была завернута в черный плащ с капюшоном, скрывающим ее лицо. Она отчаянно вцепилась в Драко, который крепко держал ее, пока перепуганный Министр дрожащим голосом освящал их обеты в окружении Пожирателей смерти, названных «свидетелями».

Узы связали их до конца жизни, но Гермиона знала, что это делалось только потому, что Малфой хотел держать ее в своей власти, чтобы пометить как свою собственность. Разве этот день не должен был быть самым счастливым? Но как она могла быть счастлива, когда слишком испугана для этого? Неужели няня Демельза солгала ей, когда описывала, какой волшебной должна быть для женщины свадебная ночь? Или это просто потому, что она влюбилась в не того человека?

И осознав это, Гермиона заплакала.

Ее руки дрожали, отчего она производила слишком много шума, заталкивая каждый документ в нужный ящик, словно обезумевший наркоман, нуждающийся в очередной дозе.

Кровь стучала в венах, отчего Гермиона впадала в истерику. Она больше не знала, что делает. Но понимала, что просто не может остановиться.

Драко оставил ее в кабинете одну, предоставив никогда не получаемую ранее возможность, и девушка знала, что нужно ухватиться за такой исключительный шанс.

Да, быть может, Гермионе было разрешено плакать. Ей даже было разрешено браниться. Но ей не разрешали останавливаться. Слишком многое было поставлено на карту. Орден рассчитывал на нее.

У девушки не было выбора, но она хотела убедиться, что у других он будет.

– Он дает тебе слишком много свободы.

Гермиона резко обернулась, и из-за всех безумно бурлящих внутри эмоций ее едва не вывернуло от накатившей волны тошноты, когда она увидела человека, стоящего в дверном проеме.

Блейз Забини пристально наблюдал за тем, как юная миссис Малфой таскает документы собственного мужа.

Ящик издал громкий стук, когда девушка немедленно подтолкнула его, чтобы закрыть, выглядя, словно самый виновный вор на свете, пока пыталась исправить свое скверное положение, разглаживая складки на своем летнем платье и вытирая слезы тыльной стороной дрожащих ладоней.

– Ч-что ты здесь делаешь, Забини? – успела спросить она, выглядя как олененок, оказавшийся в свете фар.

– Я пришел поговорить с Драко, – ответил Блейз устрашающе спокойным голосом. – А что ты делаешь здесь? – продолжил он. Его тон был смертельно опасен, словно парень только что стал свидетелем чего-то скандального и мог использовать это для своей выгоды.

– Я… я просто… Я просто жду его. – Гермиона никак не могла унять дрожь. Она так учащенно дышала, что даже пуговки на ее блузке почти расстегивались от давления в ее работающих сверх меры легких. Она пыталась придумать, как выкрутиться из очевидной ситуации, хотя знала, что не сможет. Ее поймали с поличным, и девушка знала, что Блейз не настолько глуп, чтобы поверить в какую-нибудь хреновую причину, которую она могла бы ему скормить.

– И, я полагаю, ты просто приводишь в порядок его документы, как хорошая женушка, не так ли? – говоря это, Забини наступал на нее, как гадюка, глядя сверху вниз.

– А это уже не твоего ума дело, – с вызовом произнесла Гермиона, неуверенно пятясь назад и скрестив перед собой руки в защитной манере. От его взгляда у нее волосы на затылке вставали дыбом. Когда девушка уперлась спиной в стол Малфоя, то поняла, что Блейз никуда ее не отпустит.

– Знаешь, я сильно удивлялся небрежности Драко по отношению к своим миссиям. Разве это хоть чуточку не… подозрительно? Знаешь, вот как этим аврорам удавалось в точности знать локацию, время и место, где состоится нападение? – вдруг грубо спросил он Гермиону, резко подходя к ней и эффективно блокируя, прижав руки к краю стола по обе стороны от девушки.

– Не знаю, может это признак медленного распада вашей стороны. Любой, у кого есть душа, знает, что маньяк, которого вы все называете Лордом, не более чем заблуждение, дешевый смысл d'être [бытия] монстра, который называет себя бессмертным только потому, что слишком напуган, чтобы умереть! – презрительно выплюнула Гермиона, пытаясь высвободиться из его ловушки. Она была до смерти напугана, но гнев мешал ей отступить.

– Такая дерзкая, – Блейз прищелкнул языком, удивленно качая головой, поигрывая кончиком ее заплетенных в косу волос. – Ты ведь такая двуличная сучка, разве нет? Даже умудрилась заманить Драко в ловушку тем, что я пытаюсь действовать против него?

– О чем ты говоришь? Я не виновата в том, что ты слишком завидуешь положению моего мужа подле Темного Лорда и…

– Заткнись! – Блейз поднял руку, чтобы отвесить ей пощечину, но остановился, не донеся ладонь до лица девушки и задумавшись над последствиями, которые могли его ждать, если он хоть пальцем прикоснется к драгоценной маленькой грязнокровке Малфоя.

– Чего же ты ждешь? Не можешь ударить меня? Слишком страшно? – бросила ему с вызовом Гермиона. У нее не было палочки, и ей нечего было противопоставить силе Блейза. Но, так или иначе, а кольцо, надетое Драко ей на палец, и то, что теперь она носила его фамилию, давали ей ощущение силы.

– Ты заткнешься, если действительно не хочешь, чтобы мое терпение по отношению к тебе иссякло, – зарычал Блейз, схватив девушку обеими ладонями за лицо и заставляя смотреть на себя.

– Ты – убийца! Я даже не понимаю, как ты спишь по ночам, зная, как много людей лишил жизни без всяких угрызений совести! Да ты за это должен в Аду гореть! – с отвращением выкрикнула Гермиона, резко поворачивая голову, чтобы вырваться из его крепкого захвата.

– Какая же ты сучка! – закричал в ответ Блейз, все еще плотно сжимая в руках ее лицо. – Ты хоть знаешь, как дорого мне обошлось твое влияние на Драко? А? Ты ведь даже не осознаешь, что он чуть не убил меня! Конечно же, нет, – горько рассмеялся Забини. – Все, что тебе действительно нужно делать, это выглядеть красивой и…

– Я… я сожалею. Что бы это ни было, я сожалею. Но я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. П-пожалуйста, Блейз… отпусти меня. Ты делаешь мне больно. П-пожалуйста… – вдруг взмолилась Гермиона. Такая неожиданная реакция потрясла молодого человека. Это было просто удивительно, как легко она сменила образ человека, готового пинаться и задушить его, превращаясь в хрупкую жертву и раненую девицу в беде.

На мгновение Блейз ощутил вину за то, что совершает над ней физическое насилие. Просто она выглядела слишком испуганной. В ее глазах блестел страх и детская невинность. И он не мог противиться тому, чтобы попасть в плен всего этого и почувствовать себя самым злым злодеем в мире, хотя ведь это она была той, кого здесь поймали с поличным.

Мерлин, как же быстро выражение ее глаз сменило их роли. Она просто выглядела слишком напуганной и невинной, отчего Забини едва не растаял.

Блейз почти упал в эти круглые глаза с радужкой цвета меда и дрожащие губы. Еб твою гребаную мать, да он почти сказал ей: «Прости».

Пока не увидел, почему…

– Еще секунду простоишь около моей жены, и ты гребаный труп.

Блейз быстро обернулся, чтобы увидеть Драко, указывающего на него волшебной палочкой, нацеленной в голову.

– Драко! – вскрикнула Гермиона, отталкивая ошеломленного Блейза и стремглав бросаясь в объятья Малфоя. Выглядела она при этом, как самая невинная девица на свете, которую муж только что спас от большого серого волка. Как будто она не видела, как он вошел в комнату некоторое время назад...

Смышленая, смышленая девочка.

Драко ласково поцеловал ее в висок, поглаживая по спине, когда она крепко вцепилась в мужа, глядя на него снизу вверх глазами олененка, полными слез, как маленькая девочка, которая поранилась и хочет, чтобы ее поцеловали и все прошло.

Сцена была почти театральной. Блейз ничего не мог с собой поделать и продолжал неверяще глазеть на Гермиону. Она дрожала от страха, выглядела такой чертовски невинной и ангелоподобной в белом царственно струящемся легком платье, заканчивающемся на бедрах и выставляющем напоказ ее великолепные ножки, пока, стоя на цыпочках, прижималась к мужу всем телом. Ее каштановые волосы были заплетены на бок в изящную косу, а несколько выбившихся прядей обрамляли нежное лицо. Она вжималась в грудь Драко, пока он бережно держал ее.

Это было чушью, но еб же ж твою гребаную мать, она выглядела прекрасно.

Она буквально походила на ангела, даже ее слезы выглядели великолепно. Да кто бы на земле не поверил ей? Даже он сам почти поверил.

Совместная жизнь с такой сучкой со стажем, как Дафна, определенно положительно повлияла на Блейза, сделав его менее чувствительным к подобному роковому соблазну.

Забини не мог отрицать этого. Гермиона была ходячим искушением, ходячей бедой; а еще хуже было то, что у этой девушки от природы доброе сердце.

Дафна шла бы по головам, зная, что они принадлежат людям, которые ниже нее по статусу. В ней проявились дурное обращение и жестокость. Но Гермиона всегда была сострадательной и самоотверженной. Она заботилась о людях и защищала тех, кто нуждался в помощи. Она могла заставить вас почувствовать себя самым жестоким человеком на земле, даже если на этот раз как раз она была той, кто обманывает вас. Просто невозможно было отрицать, что она умна и невероятно проницательна. Плохая сучка; этот вид был в десять раз опасней таких, как Дафна.

– Продолжай пялиться на мою жену, и ты действительно схлопочешь, Блейз. – Всем своим видом Драко показывал, что он в ярости.

Забини тихо выругался. Он даже не заметил, что действительно пялился на Гермиону слишком долго. Все было кончено. Его друг – покойник, он просто знал это.

– Она не такая, какой ты ее считаешь, Драко. Она собирается сбежать отсюда и вернуться на их сторону, а потом, когда придет время, мы оба будем мертвы еще до того, как поймем, в чем дело, – предупредил его Блейз, хотя знал, что это бесполезно, так как Драко сейчас был слишком занят провокацией своей жены.

– Вали. Отсюда. На хер, – произнес Драко сквозь стиснутые зубы, выглядя диким волком, защищающим свою пару.

Блейз понимал, что ему лучше убраться подобру-поздорову, иначе он лишится друга.

– Ты в порядке? – заботливо спросил ее Драко, нежно беря ее лицо в свои ладони, чтобы заставить посмотреть на него.

Гермиона покачала головой и снова вцепилась в него. Ей даже не нужно было инсценировать свое бедственное положение. Ее обуревали эмоции, главным образом, чувство вины, но чаще всего это была чистая боль.

Она ведь искренне не понимала, что такого сделала.

Девушке не нравилось выпускать контроль из своих рук. Но она знала, что просто должна сделать что-нибудь.

И она была слишком отчаявшейся.

Быть может, сейчас Гермиона больше жаждала мести, чем справедливости. Иногда она даже просто не понимала своих действий.

Юная волшебница знала, что Блейз был единственным настоящим и верным другом Драко; его лучшим другом, если уж на то пошло.

Но ведь Джинни тоже была ее лучшей подругой… а они отобрали у нее это.

Как ее можно осуждать за то, что она поступает со своим мужем так же? Сделает ли это ее плохим человеком? Будет ли она после этого лучше убийцы? Или просто это был обычный способ восстановления справедливости в этом больном мире?

Считается, что прощение может быть величайшей местью.

Гермиона всегда верила в это. Но это была не та обида, которую можно пережить. Когда кто-то просил у нее прощения, она могла простить его. Она могла выслушать и понять, готова была даже пожертвовать своим собственным счастьем, чтобы сделать счастливыми других.

Но она была слишком человечной. И у нее наступил переломный момент.

Все, что потребовалось, чтобы сломаться - это подвергнуть ее слишком тяжелому испытанию.

* * *

«Ты заставила меня понять, что в первую очередь надо любить себя, чтобы кто-то другой полюбил тебя, – продолжила Джинни. – И тогда я стала работать над собой. Я пыталась выходить в люди. Я полюбила себя, сфокусировалась на себе, пыталась выглядеть красиво не для кого-то, а для себя. Ты - особенная, красивая девушка, с которой они не могли быть, поэтому я старалась стать похожей на тебя. Я пыталась стать более уверенной. Я осознала, что, когда я перестала преследовать Гарри, он стал замечать меня. Всё из-за тебя, Гермиона. Знаешь, ты моё вдохновение. Ты мой пример для подражания».

* * *

Милая, милая Джинни…

В ней было столько веры в подругу.

Джинни верила в нее.

В то время, когда никто не верил, Джинни была той, кто верил в нее. Она была ее лучшим другом.

Но даже она не была способна спасти Гермиону.

* * *

«– Ты моя лучшая-прелучшая подруга, Джинни. Спасибо тебе за все, – прошептала Гермиона, крепко обнимая младшую Уизли.

– Ты же знаешь, что я всегда поддержу тебя, верно? Я люблю тебя, Миона, – улыбнулась ей Джинни, разомкнув объятья.

– Я тоже люблю тебя, Джин. Спасибо тебе за то, что ты всегда рядом, – кивнула Гермиона, злясь на внезапно задрожавшие губы и навернувшиеся на глаза слезы. Почему она всегда становилась такой эмоциональной размазней, пробыв рядом с Драко Малфоем всего секунду? Она ненавидела этого парня. В последние месяцы эту мантру ее мозг ежедневно втолковывал ее сердцу.

– Не смей плакать у меня на глазах, а не то я стукну тебя по голове, несмотря на то, что я была той, кто сделал тебе сегодня твою прелестную прическу! А теперь давай просто пойдем и повеселимся, хорошо? Позже ты меня больше не увидишь, потому что я буду занята поцелуями и обниманиями с Гарри Поттером».

* * *

Джинни была так счастлива в тот вечер, так молода, так беззаботна и так переполнена мечтами. Но ей даже не удалось хотя бы раз поцеловать Гарри… мальчика ее мечты.

У нее впереди было столько всего, а теперь они этого никогда не узнают. Она прошла по пути смерти, которого никто не заслуживает.

Иногда, когда Гермиона задумывалась о том вечере, то снова и снова убеждала себя, что она не видела Джинни потому, что девушка была с Гарри.

Иногда Гермионе даже казалось, что ее подруга все еще жива; где-то там.

Иногда она просто мечтала умереть вместе с Уизли.

– Я предупреждала тебя о нем, Драко! Но ты не послушал! – закричала Гермиона, колотя его в грудь, словно случившееся произошло по его вине. Она знала, что становится истеричкой. Но разве кто-то мог действительно винить ее в этом?

– Я знаю, знаю, принцесса. Тише… не плачь. Это не будет забыто. Обещаю тебе. Я заставлю его заплатить, – прошептал Малфой, целуя волосы жены.

Это было так просто.

Это был закон возмездия.

Раз она потеряла лучшего друга, то и он своего лишится.

Око за око.

Говорят, это может привести к ослеплению обеих сторон.

Но разве это оправдание: позволять одному человеку видеть и наслаждаться, пока другой страдает и умирает?

Быть может, она ошибалась.

Быть может, няня Демельза не одобрила бы этого.

Но никто не безупречен, особенно когда тебя пережевали и выплюнули.

А затем она заплакала еще сильнее. Ей нужно было больше, чтобы убедить себя, что она все еще человек.

* * *

Была уже середина весны и сверчки начали выводить свои брачные трели, прижимая мембраны своих крыльев, чтобы извлекать звуки для привлечения самочек.

Луна светила ярко, словно прожектор, находясь в окружении маленьких танцующих огоньков от блестящих мячиков-звезд, сверкающих вокруг нее. Все это свидетельствовало о простых истинах и самой великолепной красоте.

Сегодня цветы полностью распустились, и сад был прекрасен, почти нереален, словно они не более чем двое смертных, затерявшихся посреди фестиваля мистических миров.

Гермиона больше не видела, куда ступают ее ноги. Да и как она могла обращать на это внимание, когда вокруг столько всего волшебного, что это нельзя было игнорировать? Светлячки окружили их, как сотни драгоценных огоньков, застрявших в старой, золотой масляной лампе, которую держал в руках Драко.

Молодая миссис Малфой закусила нижнюю губу, улыбаясь слабым неоновым вспышкам, кружившим вокруг них, медленно подняла свою руку, желая поймать хотя бы одного, чтобы держать его в плену, даже не заботясь о том, что может потерять равновесие, споткнувшись о камни, по которым они шли.

– Осторожно, – прошептал Драко, притягивая ее ближе, чтобы надежней обхватить ее за талию в очень защитном жесте.

Ранее этим вечером, когда они вместе ужинали на веранде, Гермиона попросила мужа сводить ее в сад, чтобы посмотреть, какой красивый оттуда вид. Тройная решетка, поддерживающая большой куст роз, была умело декорирована маленькими лампочками, словно ленточками, привязанными к каждой опоре. Они подчеркивали садовые цветы в их грандиозном цветущем государстве.

Место было просто слишком идеальным, чтобы игнорировать это, поэтому ей пришлось умолять мужа вывести ее на веранду и в сад, чтобы лицезреть это удивительное зрелище.

Драко все еще немного беспокоился о состоянии жены, помня, как долго она еще плакала в его объятьях после ухода Блейза. Но Малфой решил перекинуться со своим другом словечком-другим. По-видимому, Забини напугал Гермиону своим невежеством и недоверием. И теперь Драко должен был наказать его, потому что никто не может расстроить его жену без последствий. Но прежде всего юноша знал, что сначала ему нужно сделать Гермиону счастливой.

Малфой пристально наблюдал за женой, пока ставил масляную лампу на верхушку мраморной балюстрады. Она выглядела как настоящая фея, бродящая по этим местам.

– Здесь слишком прекрасно, Драко, – улыбнулась Гермиона, прикасаясь к некоторым бутонам под аккомпанемент сверчков. – У тебя самый прекрасный сад на свете, даже лучше, чем у ма… – Гермиона запнулась. – У леди Петровой…

Драко уставился на жену, зная, как тяжело ей касаться этой темы. Он знал, как отвлечь ее внимание и заставить забыть. Но Малфой просто должен был спросить:

– Ты больше не называешь ее матерью?

Гермиона грустно улыбнулась, покачав головой.

– Она не хочет, чтобы я ее так называла, – прошептала девушка. Ее губы задрожали, и Драко знал, что улыбка дается ей с трудом. – Хотя отец сказал, что я все еще могу называть его «папа». – Она подняла на мужа полный надежды взгляд, словно пыталась убедить саму себя, что ей позволено немножко порадоваться тому, что мистер Пьюси позволил ей называть себя ее отцом, и что это делало ее мир ярче.

Тут-то Драко понял, что просто должен обнять ее.

Девушка шумно стукнулась головой, когда Малфой быстро притянул ее за плечи, чтобы она могла прижаться к его груди.

– Драко? С тобой все в порядке? – спросила Гермиона, в то время как ее руки змеями оплетали его за талию. Ее голос был немного приглушен из-за того, что она уткнулась лицом в его грудь.

– Она недостойна тебя, – прошептал Малфой, целуя жену в макушку. – Наверно, я тоже не достоин тебя, но я, по крайней мере, люблю тебя.

Гермиона ничего не сказала, а просто теснее прижалась к мужу. Достойна ли она его любви и доверия? Достойны ли они друг друга?

– Иногда я скучаю по ним; знаешь… по моей старой семье. Я люблю своих настоящих родителей, но провела с ними не так много времени. Делает ли это меня плохим человеком?

– Ты не виновата в этом, – покачал головой Малфой, целуя Гермиону в висок, но все еще не отпуская.

– А что насчет тебя, Драко?

Молчание.

– А что насчет меня?

– Ты… скучаешь по своим родителям? – прошептала она.

Драко снова ничего не сказал. Он просто держал ее за талию и стал подталкивать, двигаясь в сторону озера. Когда он так делал, Гермиона замолкала, потому что знала, что лучше не давить на мужа, поднимая тему, которую он не одобряет.

Стоя у озера, они держались за руки и смотрели на движущиеся формы: переливающееся и нежно сверкающее отражение звездной ночи.

Они ничего не делали. Просто стояли там. Но не было ощущения дискомфорта. Гермионе хотелось, чтобы они так и стояли, чтобы время заморозило их, превратив в вечные статуи, стоящие там, в монумент двух влюбленных, замеревших на берегу озера до скончания времен.

– Тебе следовало держать меня так раньше, – не глядя на мужа, мягко улыбнулась Гермиона, впитывая тускло освещенную красоту спокойного озера.

– Я всегда крепко держал тебя, потому что боялся, что твоя рука выскользнет, – прошептал в ответ Драко.

– Тогда наши ладошки были потными, – она выглядела задумчивой, но намек на улыбку все еще был.

– Я не возражал. Я больше беспокоился о том, что ты убежишь от меня, – прошептал Драко в ответ, являя миру свою исключительную, нечастую улыбку.

– Ну, годы спустя, мы здесь, – вздохнула Гермиона. – Все еще держимся за руки.

– Минус потные ладошки, – напомнил Драко.

– Минус потные ладошки, – кивнула Гермиона.

Они тихонько посмеялись немножко, вспоминая каждый свое счастливое прошлое, как будто все происходило только лишь вчера.

А затем снова замолчали.

Высокие стройные сосны раскачивались на ветру, словно выросли из танцующих в темноте кустов.

Именно в такие моменты Гермиона понимала, как высока цена времени, взятого взаймы. Разбуженные приятные воспоминания заставят вас улыбнуться, но они же заставят вас задуматься и барахтаться в безысходности.

Девушка подняла взгляд на мужа, но он больше не улыбался. На самом деле, он нахмурился. Гермиона могла сказать это, глядя на форму его плотно сжатых губ и изгиб бровей, сошедшихся на переносице. Было довольно темно, но тени подчеркивали выражение беспокойства на его лице.

Малфой заметил, что жена смотрит на него, и вернулся к привычной бесстрастности.

Гермиона сделала вид, что купилась на это, а Драко притворился, что он поверил ей. Но оба знали друг о друге слишком много, чтобы переживать по поводу такой лжи, какой бы глупой она ни была.

– Хочешь поплавать? – спросил Малфой после затянувшегося молчания.

– Но вода слишком холодная, – ответила ему Гермиона.

Он наклонился, чтобы отодвинуть шальной завиток ее волос, и хрипло прошептал на ухо:

– Я не дам тебе замерзнуть.

– Хорошо, – кивнула девушка, мягко закусив нижнюю губу. Она чувствовала покалывание на коже, там, где ее касался ветерок. Она вдруг ожила, даже ее дыхание слегка сбилось.

Гермиона неподвижно стояла, пока муж снимал с нее плащ, позволяя ему соскользнуть на гальку, устилающую влажную землю. От ощущения кончиков пальцев Драко на ее коже, дыхание сбивалось еще больше. Он расстегивал ее пуговки так кропотливо медленно, что это почти разочаровывало.

Гермиона поджала пальчики на ногах, когда последняя деталь ее одежды – трусики – медленно соскользнула вниз к ее нежным, маленьким ступням, оставляя девушку полностью обнаженной.

– Я всегда знал, что у меня это будет. Это всегда была ты, – прошептал он, отступая назад, чтобы оценить свой шедевр.

Гермиона дрожала, овеваемая холодным нежным ветерком, с волнением, с ожиданием, с его взглядом, с таким непреодолимым желанием прикоснуться… Это было так эмоционально, что она начала задыхаться. Ее длинные волосы легко развевались на ветру, а некоторые пряди щекотали ее груди, вздымающиеся от тяжелого дыхания.

Драко медленно направил палочку на свою одежду, и уже через секунду она вся исчезла, оставляя их обоих обнаженными, стоящими там и пьющими красоту друг друга, не касаясь.

Звездной ночью стояли двое влюбленных; раздетые, неприкрытые, беззащитные…

Территорию озера окружали деревья, едва ли хоть один человек мог увидеть их тени сквозь ветви, сплетенные под лунным небом.

* * *

Маленький Драко добрался до третьей ступеньки, развернулся и широко улыбнулся ей…

Гермиона подняла на него глаза и задумалась, а не был ли он настоящим серафимом с небес. Солнце светило ему в спину, придавая мальчику какое-то неземное, призрачное сияние; играя в его светлых волосах, почти как прекрасный нимб.

– Давай, Гермиона… – он улыбнулся ей, протягивая девочке свою раскрытую ладонь.

Маленькая Гермиона никогда не забудет искреннюю улыбку и протянутую ладонь этого мальчика.

В то мгновение, когда все случилось, она знала, что это навсегда запечалится в ее сердечке. Когда те красочные узоры солнца калейдоскопом сверкали вокруг его фигуры…

Лучезарно улыбнувшись, девочка медленно протянула ручонку, чтобы вложить свою ладошку в его. Когда их руки соприкоснулись и переплелись вместе, Гермиона поняла, что сделает что угодно, лишь бы он никогда не отпускал ее.

Она знала, что каждый раз, когда будет протягивать руку, чтобы дотянуться до Драко, он всегда будет рядом, чтобы притянуть ее к себе…

– Теперь ты вся моя, – мягко сказал он ей. – И всегда будешь.

* * *

– Пойдем, Гермиона, – прошептал Драко, протягивая к ней руку.

Его текучий голос словно вводил ее в транс.

Их ладони соединились, и он повел ее к озеру, чтобы искупаться.

– Так холодно, – ахнула Гермиона, крепко вцепившись в Драко, пока он вел ее все глубже, придерживая за талию. Было морозно! Но ощущения были такими, словно электричество, приятно прикасалось и колюче обжигало ее кожу, даря ощущение покорения самой свободы.

– Тише. Я с тобой. Держись за меня. Ты скоро привыкнешь, – прошептал Малфой, заставляя ее дрожать еще больше. Гермионе просто было необходимо прижаться теснее к его коже, к его теплу. Она почти выпрыгнула из воды, когда нагло обхватила ногами его бедра и прижалась теснее, ощутив его возбуждение.

– Я так сильно хочу тебя, – простонал Драко, пробуя на вкус ее кожу, слизывая и выпивая капельки воды, поблескивающие на ее подбородке и шее, позволяя своему языку путешествовать ниже, пока не достиг ее груди.

У Гермиона слишком кружилась голова, чтобы думать о чем-либо, пока она стонала. Она выгнулась к нему, откидывая голову назад и впиваясь пальцами в его намокшие волосы, массируя кожу головы и настаивая, чтобы он продолжал.

Взглянув вверх, она увидела яркие звезды.

Их тела блестели в лунном свете, словно они были двумя любовниками, которые просто сбежали, чтобы совершить запретный ритуал на темном, скрытом озере. Светлячки и звезды были их канделябрами, а озеро – колыбелью. Лес служил им цитаделью, небо было их крепостью. Милые, скрывающиеся эльфы и озорные феи, казалось, украдкой посмеивались, кружа вокруг места их единения, вторя колыбельным сверчков.

* * *

Когда маленький Драко оказался, наконец, дома, то неосознанно прикоснулся ладонью к губам. Они все еще хранили ощущение мягких губ Гермионы… словно вызывая ощущение покалывания и заставляя его сердце пропустить удар.

Именно тогда Драко Малфой понял, что только что был его первый поцелуй… с его первой возлюбленной.

* * *

– Я всегда знал, что ты будешь моей. Всегда, с самого начала. И я убью любого, кто посмеет хоть пальцем коснуться тебя…

36

Глава 35. La nymphe et ses baisers / Нимфа и ее поцелуи

Он не мог дождаться.

Драко не мог дождаться, когда это закончится. Он просто хотел этого, как и каждую ночь нескончаемого насилия.

Он стоял там; равнодушный, вялый… пока одна из грязнокровок, которых они поймали тем вечером, плакала и кричала, а его группа играла с ней. Бросая бедную девушку из стороны в сторону по кругу, они шумно смеялись, толкали и тянули ее каждый к себе, как вещь, безжизненную игрушку, с которой они забавлялись.

Девушка выглядела совсем юной, возможно, года на четыре младше его Гермионы. Это мешало ему, потому что у жертвы были каштановые локоны, очень похожие на кудри ждущей его дома принцессы.

В сентябре этого года его Гермионе исполнится восемнадцать, так что девчушке, должно быть, около четырнадцати.

Ее видели бегущей по лесу с несколькими отщепенцами из Хогвартса, присоединившихся к молодежной организации, запустившей пиратскую радиопрограмму «Поттеровский Дозор» в попытке поднять боевой дух людей, участвующих в движении сопротивления против Волан-де-Морта. Подпольное радио было таким же дурацким, как и его название. В любом случае все они были убиты. В этом не было смысла. Где сейчас был их драгоценный Поттер? Живехонек и скрывается, пока другие умирают, защищая его.

Монтегю был тем, кто поймал девушку. Эгоистично, добавил бы Драко. Парень пытался тайком увести ее с собой, даже не обменявшись новостями с остальными.

Драко знал, что девушка чем-то приглянулась Монтегю, потому что его поймали, нервно дергающегося и старающегося увести ее подальше от озверевшей толпы. На самом деле Драко не мог винить его. Попадись она в руки кому-нибудь другому, в конечном итоге, ее бы лишили жизни и разорвали на куски. Сивому и остальным нравилось пытать своих жертв, прежде чем окончательно разорвать их на части.

Драко знал, что Грэхэму Монтегю всегда нравились девушки младше него. Больной ублюдок. Конечно, это было не потому, что он был стар. Он всего на месяц старше Драко. Но ему, похоже, нравились маленькие девочки, даже если им только двенадцать лет.

Однако на этот раз Драко заметил, что Грэхэм действительно беспокоился об этой девушке, как бы странно это не звучало, ведь речь шла о Монтегю.

Но парень просто стоял радом с Драко, дрожа и глядя на плачущую, визжащую и молящую о помощи девушку, пока Пожиратели швыряли ее по кругу, как тряпичную куклу. Видимо, эти двое знали друг друга еще в школе. Драко мог сказать это по тому, как они уставились друг на друга.

Обычно Монтегю нравилось присоединяться к веселью. На этот раз он, наоборот, стоял в сторонке, несомненно, дрожа, и когда Драко раз взглянул на него, то Грэхэм словно бы молился и умолял его приказать толпе прекратить все это.

Драко был главой группы и имел полное право начинать и заканчивать резкую критику. Он был окружен элитными бойцами, и даже Сивый повиновался ему.

– Это становится скучным. Давайте уже сломаем ее. Кто хочет быть первым, прежде чем я поиграю и убью ее? – проревел Сивый, пока разгоряченные Пожиратели смерти хрипло смеялись, наслаждаясь своим маленьким кутежом.

– Я буду первым, – заявил Август Руквуд, бывший невыразимец1, участвовавший в проникновении в Отдел тайн, нетерпеливо расстегивая пряжку своего ремня с изображением герба Меровингов. Похоть так и читалась в выражении его лица и голосе. Он выглядел как бешеный лунатик. – Иди сюда, грязнокровка! – прорычал он, резко потянув девушку, продолжающую вопить и брыкаться в его руках.

Быть может, это были ее длинные, каштановые локоны. Быть может, это была ее хогвартская форма Гриффиндора. Или то, как Пожиратель рявкнул на нее «грязнокровка».

Или то, как она плакала и умоляла.

Но что-то щелкнуло внутри Драко. В лесу было темно, и он не мог хорошо рассмотреть ее лица. Все, что он мог видеть - это каштановые локоны девушки, прилипшие к потному и заплаканному лицу. Это возмутило его до глубины души, потому что он сразу же представил себе, что это Гермиона.

Его Гермиону толкали и волокли туда-сюда.

Его Гермиона покрыта царапинами и ранами, плачет и взывает о помощи.

Его Гермиону собирались изнасиловать и убить…

– Прекратите! – для него это было уже слишком.

– В чем дело, Малфой? – нахмурился Руквуд, выглядя напряженным и раздраженным тем фактом, что ему приказали остановиться.

Драко ничего не сказал. Он просто схватил хнычущую девушку и оттащил ее подальше от жестокого Пожирателя. Она была слишком слаба, чтобы хотя бы самостоятельно встать, и жестко упала на землю, когда Малфой отпустил ее.

Монтегю по-прежнему стоял, словно прирос к своему месту, но выглядел так, словно хотел сорваться и подбежать к девушке, чтобы помочь. И все же каждый знал свое место, и никто не мог ничего сделать без приказа их лидера.

Теперь девушка беспомощно ползала по земле, собираясь с силами, чтобы предпринять попытку сбежать от своих похитителей. Ее лицо все еще было скрыто каштановыми локонами, и Драко убивало то, что с этого ракурса она была так похожа на Гермиону… плачущую, окровавленную и обессиленно ползущую, чтобы сохранить дорогую ей жизнь.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Драко, опустившись на колени рядом с ней и сразу же убрав с ее лица волосы, чтобы иметь возможность получше рассмотреть юную ведьму. Ему нужно было успокоить себя тем, что это не Гермиона. Его голос звучал спокойно, но глубоко внутри все просто требовало вернуться домой и увидеть там Гермиону, лежащую под теплыми простынями в постели, живую и невредимую, без единой царапины на ее прекрасной коже, даже без порезов от бумаги.

– Н-Нэша, сэр. Пожалуйста, отпустите меня, сэр, пожалуйста, – всхлипнула девушка, заметно дрожа, плача и умоляя сохранить ей жизнь. Радужка ее глаз была светло-зеленой, а у его Гермионы, ждущей дома, глаза карие, похожие на мед. Этот факт кое-как успокоил его.

– Это ты ее поймал, Монтегю, верно? – спросил Драко, медленно поднимаясь и глядя на слабую и раненую девушку на земле сверху вниз.

Монтегю кивнул как-то набок, недоверчиво уставившись на их лидера, как если бы пытался понять ход его мыслей.

– Тогда она твоя, – заявил, наконец, Драко после оглушительной тишины.

– Какого хрена? Ты не можешь поступить так, Малфой! – рявкнул Руквуд. – По правилам нашей группы мы получаем половину с каждой добычи! Это несправедливо, мы…

– Я установил это правило, и теперь устанавливаю еще одно. Ты можешь только выполнять то, что я скажу. Если я захочу быть щедрым, то буду щедр по отношению к тому, кто принес мне пользу. Если я захочу наказать тех, кто провалился и вызвал мое недовольство, то накажу, – голос Драко звучал для группы, как фатальная угроза, не преминув напомнить им о том, что случилось с Блейзом, и почему его нет среди них всю кампанию. Ночь пыток Круциатусом может подсобить в этом. – На сегодня мы закончили, – твердо сказал Драко, завершая свою речь. – Ты поймал ее, так что она твоя. Я больше ничего тебе не должен, – сказал он, обращаясь к Монтегю.

Последний кивок в знак согласия. Грэхэм слишком хорошо знал, что Драко все еще помнит ту ночь, когда Монтегю нашел ожерелье Гермионы. Эта вещица, по крайней мере, успокаивала Малфоя, пока он думал, что девушки больше нет в живых. Она удерживала Драко от самоубийства. И поэтому между ними до сих пор существовал негласный долг благодарности.

– Благодарю, милорд. – Монтегю поклонился ему, прежде чем броситься прочь, забирая девушку с собой.

В потоке бесконечных жалоб от своих подчиненных Драко безразлично аппарировал домой, но не ранее, чем взглянул на Монтегю, завернувшего плачущую девушку в свой плащ и бережно уносившего ее с собой.

Малфой не знал, откуда взялось это ощущение. Вечер фееричных убийств никогда не влиял на него так сильно. Да, он всегда ненавидел это. Но это была его работа. На самом деле, ничего личного.

Но волосы той девушки действительно были так похожи на волосы Гермионы. Если бы у их жертв были длинные, вьющиеся волосы, то он бы лишился своей репутации, вызывая подозрение тем, что спасал бы их всех.

Именно поэтому он в игре; он должен быть сильнее, чем от него требуется. Говорят, что люди делают что-то по своему выбору, но он считал по-другому. Люди выбирают что-то, чтобы выжить, так что на самом деле нет у них никакого выбора. Это просто вопрос выживания. Это походило на подслащенную пилюлю. Но рано или поздно жизнь высечет их до самых костей.

Драко Малфой был гордым человеком.

Он никогда не имел выбора, но был уверен, что всегда окажется на вершине.

Если его бессердечному отцу что и удалось втолковать своему отпрыску, так то, что он должен стоять выше других, даже со сломанными ногами. Проглоти то, что видишь, потому что это реальность. Люди умирают каждый день, и нет никакой разницы, видишь ты это собственными глазами или нет. Инициация не внесет в это никаких отличий. Это просто сделка, которую ты должен заключить, иначе сойдешь с дистанции и лишишься всего.

Направляясь к лестнице внутри поместья, Малфой думал о пути, на который встал, как, возможно, втайне поступал и любой другой человек. Только его путь был немножко более грандиозным. Он не мог никого винить. Малфои всегда были на вершине. И даже королю приходится примиряться с пятном порока на его превосходстве.

* * *

Он страдал в течение нескольких месяцев. Это было нелегко, но он это делал.

Его пытки была за гранью понимания. Темный Лорд ломал его кости каждый день, позволяя им болезненно срастаться снова. Порезы и синяки стали нормальным явлением. Его горло устало кричать от невыносимой боли, но он не мог остановиться.

Однажды отец посетил его тренировки. Драко лежал на полу, лицом вниз, окровавленный и избитый. Он едва мог дышать. Настил был сплошь залит его кровью, и Малфой-младший мог ощущать ее металлический привкус.

Но там был его отец.

Ему нужно было дышать. Ему нужно было выжить. Он услышал отцовский голос, когда мужчина вошел в комнату; он ничего не мог поделать с внезапно накатившим чувством счастья. Его спасут! Его отец пришел сюда, чтобы поговорить с Темным Лордом, чтобы прекратить страдания сына. Наконец-то он уедет отсюда. Наконец-то он снова увидит Гермиону.

Его отец был суровым человеком, но, несомненно, все еще любил его, не так ли? Конечно, он спасет своего сына, если тот умирает. Конечно…

– Вы довольны, милорд? – растягивая слова с подчеркнутой медлительностью, обратился к Темному Лорду Люциус Малфой, слегка пиная почти безжизненное тело сына, глядя на него сверху вниз, словно мальчик был его собственностью, предназначенной на убой.

– Я впечатлен устойчивостью мальчика. Но он еще не один из нас, – скучающим тоном проговорил Темный Лорд, как будто делал Люциусу одолжение.

– Он может сделать это, милорд! Я тренировал его годами и знаю, что он не подведет вас, – с гордостью сказал ему Люциус. Сейчас он смотрел на своего сына, как если бы призывал его проявить всю силу воли и выстоять ради своей гордости.

– Он уже все это доказал. Но мы еще посмотрим, – бесцветно ответил Темный Лорд, медленно покидая помещение и махнув напоследок, словно присутствие Люциуса и мальчика не слишком его заботило.

– Возьми себя в руки, Драко! – Люциус пришел в ярость, когда присел на корточки и увидел, как дрогнули веки его сына. Он потерял слишком много крови. Разве его отец этого не видит? Он умирал. И нуждался в помощи своего отца.

Драко не мог пошевельнуться, каждое движение было мучительным. Но он заставил себя пошевелить рукой, чтобы отец мог прикоснуться к нему. Каждый дюйм процесса поднятия сопровождался колющей болью. Но он сделал это. Он коснулся кончиками пальцев плаща отца… только чтобы его грубо оттолкнули прочь.

– Когда ты упал, никогда не прикасайся ни к чьему плащу и не моли о пощаде. Запомни это. У слабых нет будущего в этом мире. Встань и докажи себе, что достоин называться моим сыном, – бросил ему маг, не скрывая злости, прежде чем отвернуться и направиться к двери, оставляя Драко в холодном подземелье, истекающего кровью и дрожащего от сильной боли…

Это были времена, когда он думал, что готов сдаться.

На самом деле он не боялся умереть.

Смерть, наверно, даже была предпочтительней. Несмотря на все сообщения «Ежедневного пророка», мир не был так уж добр к Малфою-младшему. Они писали, что у Драко Малфоя есть все. Так как он являлся единственным наследником богатства Малфоев, его жизнь была заколдована от бед. Вранье. Это все вранье.

В тот момент он просто хотел, чтобы все ушло. Он просто хотел умереть.

Но он просто был слишком напуган, что не увидит ее снова, если умрет.

У него была девушка, ради которой стоило вернуться домой. Она ждала его. Он не мог взять и умереть. Он обещал ей, что вернется.

Она удерживала его на плаву. Он допускал все это, потому что знал, что в свое время снова сможет увидеть ту улыбку. В свое время. Ему просто нужно было проявить терпение, быть сильнее ради них обоих.

Его научили убивать, и он принял эту истину. В самый первый раз Волан-де-Морт взял его с собой на рейд убийств; Драко тогда чуть не стошнило. Они находились посреди сельской местности, собрав всех грязнокровок вместе, пытали и убивали их… устраняя грязь общества, как сказал Темный Лорд. Все это было ради благого дела; извращено, вывернуто наизнанку, но это было необходимо.

В течение нескольких месяцев его мировосприятие крутилось вокруг той действительности. Он был нужен, чтобы помочь очистить общественный порядок, ликвидировав эту скверну. Просто так был устроен мир.

Он был так уверен.

Он был чертовски уверен во всем; пока не вернулся, и ему не сказали о другой правде.

Для некоторых людей, возможно, это был обычный пасмурный день.

Но для него он был из ряда вон выходящим. Даже Круциатусы Волан-де-Морта были лучше, чем посмотреть в тот день правде в лицо.

– Д-Драко? – пролепетала Гермиона, шагнув к нему чуть ближе. Она выглядела… маглой. На ней было надето простое платье, она жила в доме маглов, со своими родителями-маглами.

Он никогда не хотел оказаться в мире маглов, но ему нужно было увидеть. Ему нужно было услышать это от нее. Но даже тогда, когда он услышал, это все еще выглядело слишком сюрреалистично, словно он находился внутри ночного кошмара. Или он умер во время одного из месяцев обучения у Темного Лорда и попал в место, которое называют лимбо? Или в ад?

Он не знал. Он не хотел знать.

Он поднялся и даже не взглянул на нее. Она боялась прикоснуться к нему. Но ему было еще страшнее прикоснуться к ней.

– Как это может быть правдой? – вдруг твердо спросил он ее, все еще глядя в пол, будто мог уничтожить его одним только взглядом. Не то чтобы это было возможно теперь. Тон его был холоден; даже сейчас ему не верилось, что это его голос.

– Что ты имеешь в виду под «этим»? Это моя жизнь, Драко. Это настоящая я, – ответила она голосом, в котором одновременно звучали обвинение и разочарование. Он всегда обещал ей, что будет любить, несмотря ни на что. Неужели она так многого от него ожидала?

Он так сильно скучал по ней. Все, что ему действительно хотелось сделать - это быть с ней, обнимать ее. Но она не была той, кем он ее считал. Он не знал, что лучше.

Он был слишком сбит с толку и полагал, что его череп сейчас взорвется. Он хотел разнести что-нибудь, причинить вред себе, причинить вред всем. Но он просто не мог навредить ей, не мог прикоснуться к ней, не мог посмотреть на нее…

Потому что она была грязнокровкой.

– Как это может быть гребаной правдой? – закричал он. Он знал правду, но даже правда могла быть невероятной. Его некогда бледные щеки теперь залила краска гнева. Он весь дрожал, а на лбу выступили капли пота, словно он пытался держать себя в руках и не сорваться, проклиная все вокруг.

– Эт-то я, Драко. Это мой дом. Это моя мама, – мягко сказала ему девушка, слегка прильнув к матери. – Она дантист, как и мой папа. Его сейчас нет дома, но он скоро придет, когда закончится прием. Они зубные целители, это магловская профессия. Они маглы, и они любят меня. Я маглорожденная, Драко. Но я все еще остаюсь собой. Я по-прежнему Гермиона. И всегда ею буду, – проговорила она, почти задыхаясь от комка в горле.

Его Гермиона… Его дорогая, милая Гермиона.

Ее больше не было в его жизни, потому что она никогда по-настоящему не была его.

Он ничего не сказал.

Он ничего не сделал.

Он просто стоял там.

Выражение его лица было напряженным и натянутым, словно бы весь он был высечен из камня.

– Ты говорил, что никогда не оставишь меня, – сломленно прошептала девушка. Сейчас она плакала. Плакала, потому что не могла видеть выражение крайнего отвращения на его лице. – Ты обещал мне, Драко…

Он не мог посмотреть ей прямо в глаза. Просто не мог.

Он не верил в это.

Все это время она была одной из тех, кого он должен был убивать.

Она была одной их них.

Она была мерзостью.

Все это время его обучали убить ее.

Он мог видеть грязнокровок и наблюдать за ними во время рейда убийств, видеть, как они кричали и страдали перед смертью. Мог видеть, как их кровь смешивается с грязью на земле. Мог слышать хохот Пожирателей смерти, наслаждающихся своей сладостной победой. Один за другим они умирали.

Потому что их кровь…

И он должен был убить их… убить ее.

Затем его стошнило.

Прямо перед Адрианом. Прямо на глазах у родной матери-маглы Гермионы. Прямо перед ней.

В тот момент его съели и поглотили необузданные эмоции, словно гадюки. Его желудок скрутило узлом; Драко просто необходимо было освободить его от содержимого.

Его сердце колотилось, как в аду, словно где-то в нем была дыра, которую он никак не мог найти; явление, когда каждый удар его сердца вызывал сжатие клапанов. Все душило его, словно тонкая проволока полностью оплела его тело слишком крепко, и каждая линия рвала его кожу до крови.

Он дрожал от отчетливой, чистейшей боли.

Это было уже слишком.

И он не мог заплакать. Он никогда ни перед кем не плакал. Он не умел.

Но он знал, что ему просто нужно убраться отсюда.

Гермиона беспомощно рыдала в объятьях своей матери, пока Драко поспешно вытирал уголок рта тыльной стороной ладони. Он развернулся и кинулся к двери, врезавшись в стеклянную вазу, которая оказалась у него на пути. Ее осколки ранили его ладони, пока он изо всех сил старался подняться и неуклюже выбегал на улицу, не заботясь о том, чтобы вытащить битое окровавленное стекло из раненой кожи.

Когда он уходил, она плакала так же, как и тогда, когда оставил ее у пруда, когда они были детьми.

Но на этот раз все было иначе. Слишком иначе; он даже не мог сказать, сколько боли это причиняло ему самому.

Люди говорят, что мальчики не плачут – они убегают.

Но они все ошибаются.

Правда заключалась в том, что они убегают до того, как заплачут.

Правда заключалась в том, что они прячутся до того, как заплачут.

Правда заключалась в том, что они плачут; просто они не могут позволить, чтобы другие это видели.

Потому что прямо тогда, в тот момент, когда он яростно бежал по изогнутой деревенской магловской улице, он делал и то, и другое.

В какой-то заброшенной постройке он кричал в небо, проклиная всех и вся, пока, наконец, не свернулся в плотный шар, стискивая грудную клетку так, словно хотел разорвать ее на части.

Он чувствовал себя так, будто мир устроил заговор против него, чтобы поиграть, как с марионеткой в дешевом цирковом шоу.

Его разрывало от противоречия. Всю свою жизнь он ненавидел одну расу, а в итоге оказался влюблен в одну из ее представительниц.

Он был обучен убивать каждого ее представителя; он бы умер, защищая превосходство своей.

Есть ли в этом какой-то смысл? Могло ли это быть более нелогично, чем любые нестандартные парадоксы этого мира?

Может, тогда он находился в подвешенном состоянии. В тот момент он желал, чтобы так оно и было.

Уж лучше было жить на затерянной тропе войны, чем в месте, где с ним играли, где не было выбора.

* * *

– Принцесса? – позвал Драко, аккуратно приоткрывая дверь их спальни. Наверное, она сейчас спит. Он чувствовал на своих губах бессознательную улыбку, когда клал букет цветов на простой округлый дубовый столик рядом с их кроватью. Его жена обожала цветы. Он мог дать ей даже больше, чем она просила. Он мог дать ей весь мир.

В комнате пахло жасмином и розами… так тепло и эфемерно. В комнате пахло его Гермионой.

Малфой постоял там, впитывая запах жены, сжавшейся под огромным пледом. На этот раз он скрывал всю ее хрупкую фигуру. Драко нахмурился. Она замерзла?

Он взмахнул палочкой, эффективно, но не сильно прогревая воздух, прежде чем сбросить с себя одежду и произнести быстрое очищающее заклинание, направив его на себя. Обычно он не прикасался к жене, не приняв продолжительную и основательную ванну. Ночные боевые вылазки всегда заставляли его чувствовать себя самым грязным. А она была слишком невинна и чиста для его прикосновения. Он не был достоин ее.

Но прямо сейчас он просто очень нуждался в ней. После случившегося все, чего он действительно хотел, это оказаться внутри нее, чтобы заверить самого себя, что она здесь, в безопасности и защищена его объятьями.

Кровать слегка скрипнула, когда Драко забрался на нее и обнял спящую фигуру. И только тогда он понял…

– Гермиона? – юноша нахмурился, чувствуя, как сердце подскочило к горлу, когда он поспешно сбросил огромное и громоздкое одеяло. Он рванул его слишком быстро и мог поклясться, что ему даже пришлось приложить усилия. Он судорожно задышал, когда поднялся и увидел мягкие подушки из роскошного пуха европейского белого гуся в шелковых наволочках цветочного жаккардового переплетения, лежащие на пустой двуспальной кровати.

– Блядь! – выругался Драко, когда встал с кровати и осмотрелся. Он неистово высматривал хотя бы тень жены, но рядом никого не было.

Паника охватила его. Малфой метался по комнате и прилегающей к ней библиотеке, словно с ним слился бешеный ураган. Все, что он мог видеть - это образ Гермионы, которую швыряли из стороны в сторону, как маленькую пленницу Монтегю. Ее крики звучали в его ушах эхом колокольного звона.

– Гермиона! – закричал Драко, поспешно надевая купальный халат и направляясь в сторону балкона, но там ее не было. Он мог поклясться, что умрет в любую секунду, когда шел искать ее в своем кабинете, но и там Гермионы не оказалось

– Луэлла! Гертруда! – выкрикнул Малфой, тут же вызывая служанок Гермионы, которые были наняты, чтобы исполнять некоторые обязанности, с которым могли бы справиться и домашние эльфы.

– В ч-чем дело, милорд? – спросила старшая дама, Гертруда, когда они нервно поклонились. Никто не хотел злить хозяина поместья. В любом случае.

– Где, черт побери, моя жена? – пылко выкрикнул он, выглядя так, будто почти готов был порвать на куски любого. Его белокурые волосы были невероятно взъерошены. Его трясло от сильного беспокойства, а серый бархатный банный халат топорщился на его взмокшей от пота спине.

– Он-на была в своей комнате, когда мы накрывали для нее ужин, милорд, – объяснила Гертруда, раздраженно отступая от своего безумствующего господина.

Драко не успел даже ответить, когда кинулся обратно в сторону их спальни. Его ноги отказывались передвигаться, поэтому он безумно карабкался по лестнице, выкрикивая имя жены снова и снова, как человек, страдающий психозом.

* * *

Он целовал ее, как безумец. Это было лето 1995, и он сделал сюрприз своей девушке, нанеся визит во французское поместье ее тетки Женевьевы. Они провели вместе всего несколько месяцев, и каждый раз, когда они целовались, этого всегда было недостаточно.

Из граммофона Гермиона фоном звучала французская песня. Она согревала всю комнату; от этого все ощущалось божественно… более сексуально.

Я смеюсь над ними,

Я посылаю подальше поддельные уловки,

Позолоченные клетки,

Когда ты крепко обнимаешь меня -

Это как сокровище,

И это, это стоит золота…

Малфой сидел на одном из викторианских диванов замка. Сливочного цвета ноги Гермионы покоились на его коленях, а голова полулежала на краю дивана, словно она была богиней. Все в ней было красиво, даже ее маленькие босые ступни, когда она поджимала пальчики под его волнующим взглядом.

Драко медленно задирал ее летнее платье в горошек выше, чем намеревался, чем она позволяла ему. Он остановился бы только в том случае, если бы девушка попросила, но он до безумия желал, чтобы она этого не делала.

Ее бедра на ощупь были такими мягкими, словно пух, словно масло в его руках…

И отправить отныне подальше

Кольца и сердца в ожерельях,

Потому что, когда мы любим друг друга очень сильно -

Это как сокровище,

И это, это стоит золота…

Он хотел чувствовать больше. Если бы он только мог сдвинуть руки всего на дюйм выше и…

– Драко, – пробормотала Гермиона, удерживая его руки. Драко знал, что это был сигнал остановиться. Это означало, что они зашли немного дальше, чем предполагалось. Но, черт побери все огненные ямы в аду, он ведь так соскучился по ней. Ему просто нужно больше.

Их небольшая сессия поцелуев каким-то образом вышла из-под контроля, и теперь ему трудно было остановиться. Драко хотел ее слишком сильно. Так сильно, что даже чувствовал себя жалким из-за охватывающего его трепета и волнения.

– Гермиона… – пропыхтел он, облизывая ее нижнюю губу, пока взгляд его был прикован к скрытой платьем, но явно пышной груди. Он заметил, что за те месяцы, что они не виделись, ее бюст стал полнее.

– Думаю, нам пора остановиться, Драко, – вставая, покачала головой Гермиона. – Тетя Женевьева может вернуться в любую минуту.

Драко находился в таком жалком состоянии, что ему хотелось разрыдаться и кричать. Она была его сладким безумием; его озорной нимфочкой.

– Гермиона… пожалуйста. Позволь мне хоть… хоть одним глазком взглянуть? – попросил он. – Пожалуйста? – Ему было все равно, что на этот раз он слишком разгорячен ею. Он был почти на грани.

Гермиона проследила за его взглядом и посмотрела вниз, на три расстегнутые пуговицы. Она почти вздрогнула от осознания того, что ее лифчик едва ли не выглядывал из расстегнувшегося декольте. Из-за их безумных поцелуев она честно не могла вспомнить, как и когда это случилось.

– М-моя тетя Женевьева может вернуться и увидеть нас, – рассуждала Гермиона, отчаянно качая головой и возясь с пуговицами, чтобы застегнуть их. Сейчас она так густо покраснела. Ее мягкие кудряшки подскакивали в такт движениям головы. Мерлин, она была просто слишком заманчива.

– Пожалуйста, принцесса… Дай мне что-нибудь, о чем я буду вспоминать все те месяцы, что проведу в Хогвартсе, ладно? Пожалуйста? – признался он. Сейчас он буквально испытывал боль. В его голосе еще никогда не звучало столько отчаяния и слез.

Гермиона закусила губу, словно пыталась это обдумать. Колени Драко подрагивали вверх-вниз от слишком большого ожидания. Он отдал бы что угодно, чтобы заставить ее согласиться.

Он не знал, как так случилось.

Быть может, повлияла прекрасная обстановка. Быть может, это было из-за того, что тетя Женевьева отправилась за покупками. Или, быть может, это из-за красивой песни на французском, но…

– Ладно, – нервно и застенчиво кивнула Гермиона. – Н-но только взглянуть.

– Ты серьезно? – неуверенно пробормотал Драко. С каких это пор он стал таким чертовски везучим?

Гермиона лишь застенчиво улыбнулась и кивнула, поворачиваясь, чтобы поставить иглу граммофона, и песня зазвучала вновь.

«J'envoie valser» – ее любимая песня.

– Это моя любимая песня, – несмело улыбнулась Малфою девушка, все еще прикусывая губу, расправляя юбку и нервно дергаясь.

– Я знаю, – ухмыльнулся он ей, медленно и расслабленно откидываясь на спинку дивана в ожидании ее следующего хода.

От того, что случилось дальше, у волшебника перехватило дыхание.

Гермиона начала петь вместе с музыкой.

Я вижу, как они отдаются друг другу,

вешают драгоценности на шею,

Это красиво, но всё же

Это лишь камни…

Драко знал, что девушка очень нервничала. Это было очевидно, потому что она смотрела в пол. Но это, пожалуй, был самый смелый шаг из когда-либо сделанных ею.

Камни, которые вас катят, катятся,

И которые текут по вашим щекам,

Мне больше хочется, чтобы ты любил меня,

Не тратя денег…

Малфой был потрясен до глубины души. Он не мог отвести взгляд. Гермиона была его маленькой нимфочкой, и он поклонялся ей за пределами слов, за пределами понимания, за пределами любого замысла.

Маг слегка приоткрыл рот, глубоко дыша, впитывая взглядом каждое движение своей нимфы, пока она медленно расстегивала свое платье и тянулась к ремешкам, застегнутым за спиной. Ее юные, но налившиеся груди покачивались, пока она избавлялась от последней одежки, опустив ее на талию, как раз достаточно низко для того, чтобы Драко увидел весь ее торс.

Я смеюсь над ними,

посылаю подальше поддельные уловки,

Позолоченные клетки,

Когда ты крепко обнимаешь меня -

Это как сокровище,

И это, это стоит золота…

Сейчас в его взгляде не было ничего, кроме похоти. Ему так хотелось схватить девушку и взять прямо там и тогда. Но он знал, что не может. Это было частью соблазна и притяжения обольщения. Прямо сейчас здравомыслие и рассудок покидали его. И он позволял Гермионе забрать их. Он бы отдал ей что угодно.

Девушка продолжала петь под музыку, стоя там и стыдливо улыбаясь; ее босые ступни слегка дрожали и тревожно подрагивали.

Малфой продолжал сидеть и пялиться. Он не мог пошевелиться. Ее чары захватили его, как свет масляной лампы беспомощного мотылька.

Он никогда не видел никого, похожего на нее. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Драко встречал за свою жизнь.

– Ты слишком прекрасна, – прошептал он, когда девушка перестала петь, оставив для фона голос французской певицы.

Гермиона слегка хихикнула; она закусила нижнюю губу в очень сдержанной манере и показала, что собирается надеть платье обратно. Но Малфой поднялся и остановил ее.

– Позволь мне, – выдохнул он. Юноша был чертовски уверен, что каждая кровинка в его теле сейчас прилила к паху. Он так сильно хотел прикоснуться к ней, дотронуться до прекрасных полушарий перед ним. Но ради нее он подождет. Ради нее он не станет спешить. Придет время, и он получит ее… только для себя.

Руки юноши слегка дрожали, когда он стал медленно поднимать лиф платья Гермионы, чтобы прикрыть торс, но не раньше, чем поцеловал ее плечо.

– Ты идеальна. Я так сильно тебя люблю. Спасибо за это.

– Я тоже люблю тебя, Драко, – прошептала она, преданно улыбаясь ему.

Потом эти воспоминания о ней никогда не покидали его. Иногда в Хогвартсе он засиживался допоздна и предавался своим воспоминаниям. Это сохраняло ему жизнь во время бесконечных пыток его жестоких тренировок.

Она поддерживала в нем жизнь.

Он бы умер без нее. Он не смог бы справиться с этим в одиночку.

* * *

– Гермиона! Где ты? – Драко был в таком отчаянии, что рывком распахнул дверь их спальни. Он понимал, что выглядит, как бешеный псих.

Но потерять Гермиону… это убьет его. Это серьезно навредит ему. Это разрушит его, лишит веры.

Он почти был готов призвать своих Пожирателей, почти готов торговаться с Темным Лордом, только чтобы тот вернул ее обратно… пока поспешно не отворилась дверь в ванную комнату.

– Драко, что случилось? – обеспокоенно спросила Гермиона, завернутая в одно только полотенце, налетая на мужа. Похоже, как можно было судить по ее покрытому мылом телу, она была в ванной комнате и поспешила выйти, когда услышала его крики.

Малфой лишился дара речи. Он не мог ничего сделать, только лишь отчаянно обнимать ее, не обращая внимания на скользкое мыло, пачкающее его кожу и банный халат. Он не знал, то ли смеяться над собственной глупостью, потому что не посмотрел в их ванной, то ли плакать от счастья, что Гермиона на самом деле здесь, или беспокоиться о своем невозможном собственническом отношении к жене.

Он был безумен, как дьявол.

Это было правдой. Гермиона могла стать причиной его неуместного безумия. И, как и раньше, девушка даже не догадывалась об этом.

– Блядь! Почему ты не отозвалась, когда я звал тебя, черт возьми?! Тебе, блядь, лучше отзываться, когда я называю твое чертово имя! Слышишь меня? – Он встряхнул жену, затем снова обнял, целуя покрытые шампунем волосы и снова обнимая съежившуюся в замешательстве девушку.

– Я-я заснула, когда принимала свою вечернюю ванну, Драко. Я забыла о времени и не слышала тебя. Мне так жаль. Пожалуйста, не сердись. Это больше не повторится, – объяснила Гермиона; ее голос звучал довольно нервно, пока она нерешительно обвивала руками талию мужа, пытаясь его успокоить.

Девушка была слишком сбита с толку и напугана, отчего Драко почувствовал себя виноватым.

Но черт возьми! Он только что вернулся с жестокого рейда убийств, а одна из жертв, которую они почти убили, была так похожа на его жену. Повсюду шла война, и единственное место, где Гермиона могла быть в безопасности – это поместье. Каких чувств или действий она ждала от него?

– П-просто никогда так больше не делай, – прошептал он, целуя ее волосы, пахнущие сладостью шампуня.

– Хорошо, Драко. Мне так жаль, – обеспокоенно произнесла Гермиона, крепче обнимая мужа. Теперь не только ее кожа блестела от мыла.

– Ты напугала меня. Никогда больше не пугай меня так. – В его голосе звучала мольба напуганного ребенка. Но он ничего не мог с этим поделать. Иногда ему просто хотелось запереть ее в банковской ячейке, чтобы она не смогла уйти, а, значит, и пострадать.

После случившегося Малфой знал, что ему будет тяжело уходить из дома, оставляя Гермиону. Это было даже сложнее, чем наблюдать, как его группа убивает грязнокровок, потому что жертвы напоминали волшебнику о жене.

Ему всегда было трудно выстоять в своей миссии. Но после случившегося Драко не знал, что еще делать.

Он был обречен и знал это.

Все его действия проводились только ради поцелуев его нимфы.
______________________

1Невыразимцы – это работники Министерства магии, которые работают в Отделе тайн. Известно об этих магах очень мало, впрочем, как и о том, чем они занимаются. Никто не знает ни их полномочий, ни круга их обязанностей, ни с кем они соприкасаются... вообще ничего. Скорее всего, этот отдел напрямую отчитывается перед Министром Магии. Их дела очень засекречены и не допускается говорить о них где-либо и кому-либо, потому они и называются «невыразимцами».

2Zazie – «J'envoie valser». Перевод взят с сайта lyrsense.com

37

Глава 36. Упрямиться, как дикий цветок

«Как? На себя грехи мои вы взяли?
О, сладостный упрек! Отдай же вновь мне их».

Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта».
Акт 1. Сцена 5 (Перевод А. Григорьева)

Это вечер был важен.

На самом деле, даже слишком важен, и Гермиона не могла не вздрагивать украдкой; ее трясло от предчувствия, волнения, ожидания, предвкушения… Чувств смешалось столько, что всех не упомянуть.

Снейп сказал ей, что она не может упустить этот шанс, и Гермиона пообещала, что не упустит.

Впервые за месяцы Драко, наконец, выводил ее в свет. Девушка так расчувствовалась, что даже расплакалась, когда муж сообщил ей об этом.

Они будут присутствовать на одном собрании, подготовленном Монтегю в своем поместье. Благодарственный праздник, предназначенный почтить предводителя их группы, Драко Малфоя. Что было причиной внезапной благодарности, Гермиона не знала, но просто была в слишком большом восторге от того, что, наконец, увидит хоть что-нибудь, кроме стен Малфой-мэнора.

Также Снейп сказал, что такой поступок Драко, позволивший ей выбраться из поместья, один из самых больших шагов, когда-либо сделанных Малфоем за долгое время. Это был хороший знак; нависшая опасность над его уязвимостью. Не говоря уже о том факте, что у девушки появится возможность подслушать больше разговоров.

Это было светское развлечение, объяснил Снейп; одно из тех, которые Пожиратели смерти рассматривали как передышку в своих жестоких нападениях. Выпивка и веселье могла оказать влияние и помочь все подмечать; каждое слово, оброненное гостями, могло внести правки в их планы. Гермионе нужно было наполнить свой разум всей информацией, которую она сможет собрать, но, в то же время, ей нужно отвлекать мужа, чтобы он не узнал об ее истинных намерениях.

Снейп сказал, что собрание будет немного похоже на приемы чистокровных, которые девушке доводилось посещать; с той только разницей, что вокруг будут находиться в основном молодые мужчины или старые педофилы, которые считают себя достойными юных девиц. Гермиону должны будут встретить их дамы, но ей нужно быть предельно осторожной, выбирая, с кем поболтать. Из них девушка могла извлечь примерно двадцать процентов полезной информации; остальное будет чистейшим и грубым перемыванием костей. И если Гермиона не будет осторожна, то эти смертоносные сплетни могут быть направлены против нее.

Мужчины будут заняты игрой в карты, кости, настольные игры и кегли; в азартные игры играли на поместья, одноразовые выплаты годовых доходов поместий, иногда даже на собственных дам. Гермиона была в шоке от упоминания последнего пункта, но Снейп заверил ее, что это все сущая правда. В разгар войны нормальное явление, когда превосходство чистокровных настигает всех и вся, когда люди более низкого происхождения, например, их любовницы, которые являлись, в основном, полукровками или грязнокровками считались не более чем имуществом.

Снейп заверил Гермиону, что волноваться не стоит, потому что она является официальной женой, так что освобождена от перспективы быть поставленной на кон. Чистокровным мужчинам нравилось брать на такие вечеринки своих любовниц, но если уж они приводили жену, то с ней должно было обращаться, как с леди. Это было одной из главных причин, почему Драко позволил Гермионе пойти на этот вид мероприятий. Снейп объяснил, что юной миссис Малфой не грозит стать случайной ставкой, потому что у нее есть кольцо. Азартные игры в обстановке такого рода не очень-то безопасны, но Драко был уже в достаточной степени информирован обо всех зонах опасности, прежде чем взять супругу с собой.

Проще говоря, ей не просто нужно было изображать любящую и послушную жену, но еще и пообщаться с какими-нибудь любовницами и несколькими чистокровными женами, если повезет, сохраняя при этом жесткий контроль над каждым словом, сказанным той или иной особе. Чтобы справиться со своей миссией, Гермионе нужно было вести себя так, словно она одна из них.

Было просто слишком много вещей, которые необходимо сделать!

Девушка затаила дыхание, играя с роскошной мягкой шелковистой тканью ее красного вечернего платья. Она сидела перед огромным туалетным столиком, позволяя служанкам расчесывать ее волосы. Обычно, они уложили бы их в косы или греческие «бублики»… но сегодня ее локоны свободно стекали соблазнительным потоком, оттеняемые ярким платьем. Служанки восторгались ее красным платьем и от природы вьющимися локонами, свободно рассыпавшимися по оголенным плечам и спине. Это придавало ей властный, сексуальный вид, соблазнительно открывая ее декольте. Наряд был весьма откровенным, но сложность была еще и в том, как красиво бархат платья стекал к ее ногам.

Глядя в зеркало на себя и не обмолвившихся ни словом служанок, Гермиона вдруг захотела оказаться дома, где волосы ей расчесывала бы ее милая няня Демельза.

Девушке нравились прикосновения няни Демельзы, когда женщина деликатно скрепляла ее волосы заколками. Она соскучилась по нежной щетине своей расчески, мягко скользящей по коже головы, массируя ее; освобождая сознание от каких-либо забот. Она скучала по тому, что ее волосы могли быть столь же упрямы, как черти в аду, но няня Демельза все равно терпеливо укладывала их как можно красивее.

Женщина была для девушки утешением. Ее домом.

Гермиона скучала по тому, как тянулись руки няни Демельзы, заплетая локоны девушки в косы, или по мягким ласковым прикосновениям, распутывающим ее спутанные пряди.

Няня Демельза всегда говорила, что девушка так же упряма, как и ее волосы. Когда юная волшебница спрашивала, что это значит, старая леди лишь улыбалась, приподнимала подбородок девочки и заправляла завитки волос за ее маленькие ушки.

Женщина говорила, что Гермиона упряма, как дикий цветок. Но, как и дикий цветок, она была нежна и прекрасна.

Она не была одним из тех садовых цветков, умышленно высеиваемых или высаживаемых, которым в саду, как правило, требовалась особая почва, чтобы их можно было разводить, чтобы они были красивыми с самого начала, поскольку пришли из лучшей почвы, лучшего грунта, лучшего сорта…

Тем не менее, когда налетал резкий ветер и падали причиняющие боль капли дождя, прекрасные лепестки ухоженных цветов осыпались, потому как были нежными и хрупкими и не могли пережить шторм.

Но там, позади них, дикий цветок гнулся на ветру, словно дружил с ним, словно целовал его славу и превосходство.

Когда ветер прекращался, сад было не узнать. Все, что напоминало о нем, это маленький дикий цветок, ярко сияющий, когда солнце бросало на него свои лучи, а капли росы сверкали как кристаллы.

Дикий цветок был даже краше, чем прежде.

Капли росы отполировали его, а упрямство уберегло.

Тихий скрип двери вырвал Гермиону из размышлений. Это был ее муж, выглядящий царственно и роскошно, одетый в свой костюм для обедов самого аристократического покроя. Его властность наполнила комнату, когда служанки Гермионы прекратили свои занятия и поклонились хозяину поместья, покидая комнату, дабы почтить его присутствие.

Гермиона смотрела, как ее муж бережно берет с туалетного столика отложенную расческу, прежде чем поцеловать жену в висок. Оценивающе глядя на отражение в зеркале, он начал расчесывать ее волосы.

Драко всегда нравилось расчесывать волосы жены. Он любил это занятие. Возможно, у него был бесконечный фетиш относительно ее длинной вьющейся гривы. Ему нравилось ласкать их ладонями, позволяя мягким прядям скользить между пальцами.

Когда Гермиона поймала его взгляд в отражении, то слегка улыбнулась. В ответ он подарил ей одну из своих редких улыбок. И этого было достаточно, чтобы сердце девушки пропустило удар.

Этот момент был таким трогательным. Стоило Гермионе закрыть глаза, как в памяти сразу всплыл первый раз, когда все это началось…

* * *

Это началось как чувство...

Маленький Драко смотрел в угол, поджав губы и в нетерпеливом разочаровании постукивая дорогостоящей обувью.

– Как долго это будет продолжаться? – отчаянно пропищал он тонким голосочком, ведя себя даже более бестактно, чем обычно.

Гермиона даже проследила, как меняется его хмурый взгляд, и захихикала, потому что его вид и забавлял ее.

– Еще минутку, юный Малфой, а затем вы с Гермионой сможете пойти поиграть, хорошо? – няня Демельза улыбнулась маленькому мальчику, стоящему у окна и выглядящему явно нетерпеливым и раздраженным тем фактом, что няня Гермионы отбирала у него все время игр с девочкой. Почему она так долго заплетает ее волосы? Со стороны это занятие выглядит скучным. Разве женщина не могла сделать это когда-нибудь потом?

– Мама говорит, что мои волосы всегда должны быть ухоженными. Она говорит, что я похожа на разъяренного низла, если няня Демельза не исправляет это, – хихикнула Гермиона, крутя в своих крохотных пальчиках две маленькие розовые ленточки, готовая подать их няне, как только старая леди закончит плетение.

– Ты не похожа на низла, ангел мой. Твоя мама просто хочет сказать тебе, насколько для красивой девочки важно иметь ухоженные волосы. – Няня Демельзя улыбнулась, когда Гермиона хихикнула и протянула женщине одну из розовых ленточек, которые держала, пока ее нянька завязывала ее левую заплетенную косичку.

– Но мне нравятся низлы. Они пушистые и милые, – улыбнулась Гермиона. – Я заведу себе низла, когда пойду в школу. А Драко хочет дракона, но я думаю, что они страшные и напугают наших будущих учителей, поэтому предложила, чтобы он тоже завел низла. Они могли бы играть вместе, и учителя не будут сердиться, потому что животные выглядят мило, как мы с Драко, так что они позволят нам играть с ними и не будут сердиться, – маленькая Гермиона проговорила это слишком быстро, и ей пришлось очень долго переводить дыхание, когда она закончила свою речь; все еще посмеиваясь и раскачивая своими маленькими ступнями под стулом, на котором сидела. Мыски ее туфелек были украшены белыми кружевами и отделкой светло-вишневого цвета.

– Ох, разве это не так? – нежно улыбнулась девочке няня Демельза, выглядя так, словно только услышала самую интересную тему на свете.

Драко лишь закатил глаза и сильнее поджал губы, от чего они стали выглядеть как две ниточки, и скрестил руки, всем своим видом давая няне понять, что теряет терпение. Правая косичка Гермионы все еще не заплетена, а он хочет играть с ней прямо сейчас!

Няня просто улыбнулась – его вид забавлял ее.

– Хочешь попробовать?

Драко был поражен.

Как она посмела?

Он же мальчик!

А мальчики никогда не заплетают волосы. Что эта старушка подумала о нем? Погодите, вот узнает об этом его отец.

Это было просто неслыханно. Взрослые вели себя очень глупо.

Но волосы Гермионы выглядели такими… вьющимися и дикими, и мягкими, и просто… мягкими.

Ему вдруг стало очень любопытно.

– Давай, дорогуша. Я тебе покажу. Это довольно легко. И тогда ты сможешь помогать мне заплетать волосы Гермионы, чтобы в следующий раз вы быстрее отправились играть. Что скажешь? – Няня нежно улыбнулась смутившемуся мальчику.

Это было приемлемое предложение. Плюс, он сможет почувствовать, какие на ощупь волосы Гермионы.

– Давай, милый. Подержи это, – широко улыбнулась няня Демельза, аккуратно передавая правый хвостик Гермионы, который еще не был заплетен в косичку.

Драко нахмурился, но неуверенно потянулся к длинным волосам девочки. Когда он, наконец, прикоснулся к ним, то обнаружил, что улыбается. На ощупь они были такими же мягкими, как и на вид.

– Теперь раздели их на три пряди и свяжи вместе. Вот, позволь мне показать тебе, – няня улыбалась, направляя маленькие руки Драко, чтобы сплести нежную косичку.

Мальчик был очень тих и сосредоточен; няня Демельза едва могла сдержать свое удивление. Когда у них остался всего дюйм незаплетенных волос, Гермиона протянула розовую ленточку, и няня Демельза научила Драко, как правильно ее завязать.

Правая косичка Гермионы не была такой идеальной, как левая, но Драко был так горд ею, когда нежно прикасался и гладил волосы девочки. Малышка полагала, что мальчик не сказал ни слова, потому что все еще слишком горд собой за то, что сделал это. Но она всегда будет ценить этот момент… день, когда Драко Малфой впервые сделал ей прическу.

Это до сих пор было довольно-таки смешно, но чаще всего этот момент был и всегда будет очень милым.

* * *

– Ты взволнована? – осторожно спросил Драко жену.

Гермиона утвердительно кивнула, и ее муж был удовлетворен ответом.

На этот раз он был нежен – так далеко от его альтер эго прошлым вечером. Он всегда так увлекался, особенно, когда дело доходило до доминирования над женой.

Но прошлым вечером он просто был слишком расстроен… слишком опасен. Иногда Гермиона ничего не могла поделать с мыслями о том, что Драко, которого она знала раньше, абсолютно не тот человек, которым был сейчас ее муж.

Он был слишком взволнован, поэтому накричал на нее и отчитал, как упрямого ребенка, встряхивая, словно пытался втолковать что-то, попеременно то целуя ее, то обнимая.

Гермиона не знала, что делать. Обычно, когда он был расстроен, то пытался дистанцироваться от нее и сделать все возможное, чтобы успокоиться; разбивал несколько ваз то тут, то там. Но в тот раз он схватил ее за плечи и потащил в ванную комнату, словно это было самым важным делом на свете.

Девушка даже не успела осознать, что случилось, пока муж отчаянно срывал с себя собственный халат. Глаза Драко горели похотью, когда он включил душ и резко сдернул с жены полотенце, бросая его на мокрый кафельный пол, оставляя Гермиону полностью обнаженной под потоком горячей воды. В считанные секунды стеклянная дверь душевой кабинки была закрыта, и пар накрыл их мокрые тела, слегка заслоняя зрение.

В тот момент Гермиона не понимала, что ей нужно делать. Он был груб, когда целовал, сосал и кусал ее кожу, прижимая ее тело своим к кафельным стенам, хватая и сжимая ее бедра и груди, оставляя на них отметины. Девушка не могла сделать ничего, кроме как позволить мужу делать с ней все, что он хочет, пока медленно двигалась, прижатая к стене, пока кричала и хныкала, как если бы умоляла его о чем-то, хотя даже не понимала, о чем.

Горло ужасно жгло от криков. Ощущений было слишком много, а прибавить к этому еще горячую воду и застилающий глаза пар. Боль и удовольствие… эти ощущения ошеломили Гермиону, и она не могла сфокусироваться на каком-то одном чувстве. Это пронеслось как ураган, буря негодования, затуманившая ее разум. Девушка была прислонена к стене, а муж толкался в нее на всю длину в опьяняющем темпе.

Ее волосы прилипли к коже, мокрой от воды и пота. Она сжимала плечи Драко, ее ноготки обжигающе царапали его кожу, пока молодой человек продолжал врываться в жену яростней, чем когда-либо. Их стоны и крики беззастенчиво наполнили душевую комнату, соревнуясь с брызгами горячей воды. Гермиона даже могла поклясться, что их стоны слышны за пределами комнаты, но просто была слишком погружена в происходящее, чтобы беспокоиться о подобном. Той ночью муж брал ее слишком много раз, гася свою ненасытную потребность: прижатой к стене душевой, на полу ванной, у стены…

Когда все это закончилось, оба были полностью истощены, лежа обнаженными на мокром полу ванной комнаты. Стеклянная дверь душевой была покрыта влагой от конденсата, образовавшегося от горячих брызг. Они лежали там, отчаянно держась друг за друга, дрожа и вскрикивая из-за того, что душ продолжал брызгать на них, словно нагретый дождь.

«Ты – это все, что у меня есть, Гермиона. Никогда не уходи, иначе это уничтожит меня».

Гермиона уже видела Драко в его наиболее уязвимом состоянии, но ничто не могло сравниться с его слезами, пролитыми тем вечером. Она даже не знала, что делать, поэтому просто обнимала его и плакала вместе с ним… словно ничего в этом мире больше не имело значения, что она не играла роль шпиона Ордена, а он не был Пожирателем смерти, что их обоих не посылали убить друг друга. Он был просто ее мужем, а она его любящей, преданной женой.

Ни разу она не подвергла сомнению свое решение, потому что знала, что поступает правильно. Но тем вечером… все вдруг стало нечетким, словно на избранном ею пути возник туман. Это было все равно как выбирать существование без жизни, или жизнь без существования. Это было все равно как выбирать прыжок к акулам и остаться на горящем корабле. Это было все равно как выбирать спасти свою жизнь, убив мужчину, который держит ее в своих объятиях. В любом случае, ты умираешь.

– Что-то ты тихая сегодня, – размышлял вслух Драко, пробегаясь пальцами по ее длинным распущенным волосам и вдыхая их запах, пока напряженно смотрел на нее через отражение в зеркале.

Когда Драко смотрел на жену вот так, его глаза были прекрасны. Это было похоже на освещенное солнцем грозовое небо… Прекрасное явление. Он был прекрасен.

Радужная оболочка его глаз менялась в соответствии с изменением оттенков неба: от голубоватого, когда он был расслаблен, до насыщенного поразительно серого, когда он беспокоился или был просто переполнен непонятной похотью. Именно такими были его глаза вчера.

Гермиона покраснела сильнее, чем ожидала, только лишь вызвав в памяти случившееся, когда уставилась на отражение Драко в зеркале, с челкой, слегка прикрывающей его глаза.

Девушка могла проследить линии его лица, как в подернутом рябью озере под полуденным солнцем. Драко был похож на тинтайп1 маленького мальчика, давно почерневший от лакировки, поврежденный пылью, проржавевший от времени…

– Я буду ждать тебя в фойе, – прошептал он, прежде чем прижал губы к ее виску.

Когда медленно закрылась дверь, Гермиона закрыла глаза. Ее ладони покоились у трепещущего сердца, на бриллиантах ее ожерелья.

Секреты…

Это было такое безобидное слово, так легко произносимое, так мило нашептываемое, но слишком опасное, когда действуешь.

Раньше у нее было много секретов, как в те времена, когда она разлила мамино импортное жасминовое эфирное масло, которое было свежим и специально собиралось по ночам экспертом по ароматам Египта и Марокко, так как запах жасмина становился наиболее сильным с наступлением темноты. Все пахло потрясающим жасминовым цветом, пока девушка танцевала в пустой комнате, скользя босыми ступнями по гладкому полу, и наносила масло на волосы, чтобы, когда она пойдет спать, ее подушки тоже пахли жасмином.

Однажды Гермиона украла метлу Адриана, чтобы встретиться с Драко на заднем крыльце и отправиться на их секретный луг, наполненный ее любимыми дурацкими одуванчиками, которые так ненавидела ее мать. Он бы научил ее, как летать, несмотря на то, что девочке было немного страшно делать это.

Она бы проснулась утром слишком рано во время Турнира Трех волшебников в Хогвартсе, только чтобы встретить его и поцеловать за пыльными полками в библиотеке, а ленты света пробивались бы сквозь оконное стекло, подсвечивая их фигуры.

Он бы доверительным шепотом поведал ей какие-нибудь секреты, как поэт, с давних времен читающий стихи только своей музе.

Гермиона всегда считала секреты захватывающими и восхитительными, а не карающими и смертельными.

И теперь она оказалась в ловушке с секретом, который действительно мог привести к гибели того самого человека, который нашептал ей первый в жизни секрет.

Драко ждал, пока Гермиона спускалась по изысканной лестнице, сделанной в стиле эпохи Тюдоров, так же, как делал всегда, когда они были младше, а она бежала к нему так быстро, как только могла, чтобы поиграть.

На этот раз, однако, чем ближе девушка подходила к мужу, тем сильнее сжималась ее грудная клетка. Каждый шаг заставлял сильнее чувствовать собственную вину. Каждый шаг был болезненным, постыдным.

Но каждый шаг был необходим упрямому дикому цветку, чтобы выжить.

* * *

«– Гермиона, маленький ангел мой; всегда помни об этом, – прошептала няня Демельза. – Истинная красота женщины исходит не от ее утонченного платья, дорогих бриллиантов, очаровательных шляпок или милых туфелек. Имей в виду, что это лишь символы, которые были даны женщинам, чтобы воздать должное их красоте. Помимо прочего, необходимо ценить красоту и изящество. Истинная красота исходит не только от знаний женщины инструментов, музыки, танца, классических и современных языков или от груды книг, которые она прочла. Все это важно, но в действительности никогда не было тем, без чего невозможно обойтись. Но истинная красота женщины исходит из того, как она отзывается о себе, как использует не только знания, но и мудрость в каждом решении, которое принимает».

«Это не всегда приходит из места или корней, от которых она произошла, и даже не из того места, где она закончит свой путь. Важно, чтобы это было место, где она возвышается и не падает оземь, чтобы беспомощно умереть и сожалеть о том, что избрала этот путь».

«Будь сильной, мой ангел. Что бы ты ни делала, никогда не сдавайся. Тебе разрешается плакать. Слезы можно осушить, но помни, что они всего лишь вода. Пригуби из случайного фонтана, и вернешь их обратно. Но свет внутри тебя, моя милая, пламенное рвение и горячее желание, которыми ты обладаешь, далеко тебя заведут. Никогда не сдавайся. Придерживайся своих принципов. Люби тех, кого хочешь любить. Мечтай о том, о чем мечтаешь. Владей ими, если необходимо. Но самое главное, никогда не переходи никому дорогу. Отстаивай то, что считаешь правильным».

«Дикий цветок выживает и терпит, упрямствуя, как может показаться. Будь как дикий цветок, маленькая Гермиона. И ты увидишь, как ветер поклонится тебе».

* * *

Гермиона остановилась, когда, наконец, спустилась к мужу, держась правой рукой за поручень, не дойдя всего две ступеньки, от чего казалась чуть выше Драко, когда смотрела вниз.

Девушка могла видеть намек на улыбку в выражении лица мужа, когда он посмотрел на нее. Драко смотрел на нее, как на ангела, словно она была самым прекрасным, самым чистым существом, жившим когда-либо. Как же мало ему было ведомо.

Как раз в тот момент, когда смотрела вниз в глаза мужу, Гермиона размышляла над тем, чтобы сбежать с ним, чтобы все ему рассказать…

Но она знала, что не может, потому что любила мужа слишком сильно, чтобы позволить ему продолжать быть убийцей.

Когда она, наконец, приняла протянутую руку Драко, то знала, что обратной дороги уже не будет.

Время пришло.
______________________

1Тинта́йп или фе́рроти́пия (англ. tin – олово, лат. ferrum – железо) – ранняя технология фотографии на жестяных пластинках, покрытых асфальтом и коллодием.

38

Глава 37. Рассвет никогда не станет Сумерками

Один известный человек однажды сказал: «Цель жизни не в том, чтобы быть на стороне большинства, а в том, чтобы не оказаться в рядах сумасшедших».

Этот человек был римским императором.

Гермионе хотелось обладать такой властью, чтобы иметь возможность влиять на судьбы, диктовать правила… ускользать, выбирать.

На данный момент, во время прогулки по месту, которому она явно не принадлежала, желание убежать и скрыться в неизвестности становилось невыносимо сильным. Однако она знала, что нет даже крошечной вероятности того, что это будет возможно.

Она с трепетом смотрела на своего мужа, пока они шествовали по комнате. Он по-деловому разговаривал с каким-то коллегой, держа стакан виски в одной руке, а его вторая – ни на секунду не покидала её талии. Он обладал невероятной грацией и дружелюбием. Это было удивительно. Но его очевидное господство не предвещало ничего хорошего, каждое слово из его уст было приказом. Она понимала, что необходимо, чтобы каждая душа в этой комнате запечатлела его как важную персону, как члена их узкого правящего круга.

Это общественное мероприятие оказалось далеким от того, что она себе представляла. Безусловно, в нем присутствовала определенная изысканность, но также было шумно; главным образом оно устраивалось для развлечения молодых чистокровных мужчина. Здесь было смешение разных классов, от людей, которые принимали стратегически решения, до бедных пьяниц. Она даже многих узнала, большей частью из Слизерина.

Здесь также было несколько скромно одетых девушек, которые обносили гостей вином, сыром и крекерами. Для удовлетворения желаний каждого из гостей на большие столы по бокам были поданы приправленное специями мясо, деликатесы из фруктов и хлеб.

В игровой секции, в которой собрались почти все мужчины, предлагались различные карточные игры. Гермиона заметила, что у каждого из них имелась спутница, угождающая их прихотям. Здешние девушки были гораздо более милыми и флиртующими со своими любовниками, возможно, потому что слишком боялись того факта, что являлись прекрасными кандидатками на проигрышную ставку в игре.

Гермиона поняла, что это вечеринка не для тех, кто просто хочет повеселиться. Это была деловая встреча. Представленный комплекс развлечений и удовольствий не был приоритетным для присутствующих. У каждого были свои цели. Каждый хотел получить что-то от другого.

Каждый играл в тайную игру, стремясь к собственной выгоде. Как и она.

Она определенно числилась в рядах душевнобольных.

Её муж сейчас разговаривал с Майлзом Блетчли, которого она запомнила как одноклассника Адриана и который каждый раз, когда Драко отворачивался или его отвлекали одноклассники, упорно пялился в её декольте. Честно говоря, от этого мужчины по её телу бегали мурашки, особенно после того, как Адриан посоветовал ей держаться от него подальше, поскольку однажды этот тип якобы совершенно случайно украл её фотографию.

Отведя глаза, она встретилась с раздосадованными взглядами Пэнси Паркинсон, Трейси Дэвис и Дафны Гринграсс; её бывших одноклассниц/бывших лучших подружек.

Пэнси Паркинсон потягивала вино, скривившись от омерзения, когда взглянула на Гермиону, которую Драко тесно обнимал своей защищающей рукой. Девушка смотрела на неё так, словно она была самым грязным куском дерьма в этом мире. Из её глаз начала сочиться нескончаемая зависть, когда взгляд упал на обручальное кольцо Гермионы. Гермиона могла поклясться, что она по-настоящему позеленела, или, может, дело было просто в освещении на вечеринке, но она уже больше не могла выдержать этих мрачных взглядов.

Дафна Гринграсс, казалось, присоединилась к игре в гляделки, они будто бросали в Гермиону невидимые отравленные кинжалы, медленно убивая её. Блейз отсутствовал, и по комнате витали слухи о том, что он достаточно серьезно ранен, поэтому вынужден оставаться в своем особняке в Италии, где его выхаживают опытные целители.

Говорили, что им даже пришлось нанять разрушителя заклинаний, чтобы облегчить ментальную боль от круциатуса, которым в него целились. Очевидно, его девушка знала, что причиной всего этого была Гермиона. И, без сомнения, Дафна невероятно сильно винила её в этом. Гермиона могла поклясться, что, будь у неё шанс, блондинка могла бы без промедления здесь и сейчас убить её. Блейз скорее всего рассказал ей всё, и Гермиона понимала, что должна быть более осторожной и предусмотрительной на этой территории.

Трейси Дэвис казалась самой спокойной из трёх. Она всегда выглядела в этой группе менее стервозной, хоть это и не означало, что она не была такой же стервой. Гермиона никогда не сможет забыть тот нерешительный взгляд в её сторону, когда они запихнули Джинни в заброшенную лачугу в одну из бунтарских ночей только для девочек. Трейси вела себя точно так же, как и её фальшивые подружки, делая всё что угодно, лишь бы принадлежать к их компании; но той ночью она извинилась перед тем, как сбежала. Однажды Гермиона увидела боггарта, превратившегося в её мать, - Драко и его друзья часто использовали этот способ наказания; было понятно, что Трейси на самом деле не такая, какой старается выглядеть. Так или иначе, она была вытеснена в то же положение, в котором находилась Гермиона.

Джинни давно была забыта. Однако, по правде говоря, когда всё было сказано и сделано, возможно, стоит обернуться и еще раз обо всём подумать.

- Ах, Малфой… Как тебе сегодняшняя вечеринка?

Внимание Гермионы моментально переключилось на владельца особняка, Грэхэма Монтегю. Она практически не видела его, но была наслышана о его особой преданности Драко. Гермиона слышала от Снейпа, что он пытался занять место Блейза Забини в качестве лучшего друга. И после случившегося с Блейзом судьба была весьма благосклонна к его желаниям.

- Монтегю, - поприветствовал его Драко. - Недурна. Молодец, - продолжил он, рассеяно целуя волосы Гермионы, прижимая к себе жену, словно любимую плюшевую игрушку.

Монтегю, казалось, делал то же самое с другой девушкой, со своей спутницей. У неё были тёмные волнистые волосы, как у Гермионы. Это позабавило её. Она решила, что девушка – любовница Монтегю, стоило отметить, слишком молоденькая для любовницы. Честно говоря, она могла бы быть его младшей сестрой, хотя эта мысль казалась неправильной, учитывая то, как он строил ей глазки.

Гермиона попыталась улыбнуться молодой девушке. Когда та стеснительно улыбнулась в ответ, у Гермионы в памяти сразу же возник образ Джинни, младшей сестренки, которой у неё никогда не было. Она неожиданно почувствовала сильное желание защитить девушку и огромную злость в отношении Монтегю за то, что тот воспользовался её невинностью, выставляя напоказ в таком откровенном платье.

- Хиггс строит свою собственную виллу в Тоскане (Область в Италии), - заметил Монтегю, пока они шли по направлению к игровому столу, ведя за собой застенчивую девушку.

Драко не произнес ни слова, лишь сел, наблюдая за возобновившейся азартной игрой между его соратниками, устраивая Гермиону у себя на коленях. Было неловко прилюдно садиться на колени к Драко, тем более что его руки дотрагивались до каждого сантиметра на её теле, до которого могли дотянуться. Однако все делали то же самое. Может быть, это был негласный потрогай-своих-девочек-чтобы-они-выглядели-модно-сегодня код.

Она уловила завистливые глаза Майлза Блетчли, он сосредоточил взгляд на движении рук Драко, на шаловливых руках на её теле. Это раздражало, но Драко, казалось, не возражал. Он даже выглядел гордым. Большее количество времени её муж был просто ослом.

- Я строю свой загородный дом в Амбуазе1, - самодовольно заявил Блетчли, всё ещё пялясь на Гермиону. – Прежде чем я положил глаз на Хиггс, мне хотелось бы заполучить в свою коллекцию новую девушку.

Было очевидно, что это нелепое заявление направлено в сторону Драко, который промолчал, продолжая поглаживать руку Гермионы, особое внимание уделяя дорогому кольцу с бриллиантом. Этот жест, казалось, вызвал недовольство Блетчли, который неожиданно зло прошипел от того, что ему напомнили о том, о чем он, к стыду своему, совсем забыл. Гермиона была недоступна благодаря своему статусу жены чистокровного. Он тихо выругался, что лишь вызвало маленькую тщеславную ухмылку на скучающем лице Драко Малфоя.

- Я приму в качестве ставки твою грязнокровку, Монтегю, - наконец заявил Блетчли, выглядя при этом немного расстроенным.

Девушка Монтегю вся сжалась, словно жутко боялась решения своего покровителя.

Гермионе хотелось помочь ей в сложившейся ситуации, но она ничего не могла сделать, кроме как наблюдать за этим шоу. Драко, казалось, и вовсе не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Он игрался с волосами жены так, будто это было его единственное развлечение. Гермионе хотелось оттолкнуть его руку и потребовать спасения бедной девушки, но она слишком хорошо знала, что Драко никогда не согласится на подобное. Он мог бы запереть её в комнате навсегда, если бы она попросила об этом. Такой исход событий маловероятен. Поэтому ей нужно было вести себя примерно. И она просто ждала, затаив дыхание и смотря на мужа так, будто умоляла его сделать что-нибудь, что угодно, но он ничего не делал.

Её маленькая Джинни… Гермионе так хотелось плакать из-за неё. Гермионе хотелось…

- Нет, - ответил Монтегю. Гермиона была уверена, что все вокруг услышали, как она с облегчением выдохнула.

- Прости? – переспросил Блетчли, практически рассмеявшись. Конечно же, он думал, что плохо расслышал. Как грязнокровка могла неожиданно стать какой-то важной, ценной вещью?

- Я ставлю свой дом в Хиддингфолд2. Моя грязнокровка – только что приобретенная собственность, и она не для продажи… пока, - спокойно ответил Монтегю. Они разговаривали так, словно её раса вовсе не принадлежала к человеческой. Гермионе хотелось отрезать яйца этого сукина сына.

Она уставилась на Драко, но его, похоже, забавляло происходящее. Второй рукой он собственническим жестом сжал её колено. Он целовал её плечо и обнял за талию, пока ждал, когда эти двое наконец все обсудят.

К счастью, игра началась без ругани, так как им удалось договориться в цивилизованной форме. В конечном счете к игре присоединился и Драко, проиграв пару своих имений. Гермиона могла сказать, что он хорош в картах или же просто ему невероятно везло. Он выиграл пару владений, которые были не особенно ему нужны. Всё это делалось лишь ради гордости и вежливости. Забавно, что некоторые люди так стремятся победить, а в качестве награды получают то, что им никогда не было нужно.

Многих девушек проиграли в карты, но, к счастью, Монтегю сдержал своё слово и оставил девушку при себе. Гермиона ощущала спокойствие. Девушка и правда выглядела пугающе молоденькой. Она выглядела так, словно ей было всего лишь четырнадцать или пятнадцать. Она, должно быть, училась в Хогвартсе, больше беспокоясь за домашние задания по нумерологии, нежели о перспективе стать выгодной ставкой.

Эта война определенно нанесла людям тяжелый урон; в частности тем, кто принадлежал к отвергнутому классу.

Немного погодя вечеринка была в полном разгаре, и все выглядели слегка пьяными. Некоторые девушки танцевали в углу стриптиз. Отовсюду доносился смех, а на полу валялись разбитые стаканы. Гермиона могла поклясться, что видела парочку, занимающуюся сексом в углу, но ей не хотелось снова смотреть туда, чтобы убедиться в этом.

Она уже теряла терпение и была более чем разочарована. Вечеринка вылилась не в то, на что она подписывалась. Она мало говорила с любовницами. Похоже, они считали, что ее статус на порядок выше их, поскольку она официально была женой, что изолировало её от их компании.

Чистокровные женщины ненавидели её больше всего. Они думали, что она слишком самовлюбленная для того, чтобы выйти замуж за кого-то вроде Драко Малфоя – сторонника господства чистокровных, ведь она была никто иная, как грязнокровка.

Дистанция, проложенная девушками, разбили вдребезги надежды Гермионы. Единственной группой людей, которые хотели говорить с ней, были разгорячённые особи мужского пола; и она чертовски хорошо знала, что её муж убьёт любого, если она осмелиться просто ответить на чей-то взгляд.

Драко был занят разговором с одним из своих коллег, однако беседа не касалась военных действий. Они обсуждали результаты игры в квиддич, проходившей в Ирландии между Кенмэйрскими Соколами3 и Габровскими Грифами4, в первую очередь – сколько галеонов кто получил, а кто потерял в игре на тотализаторе.

Гермиона не была удивлена суммами, потраченными сторонами. В этом была вся чистокровная аристократия. Всё крутилось вокруг унаследованного богатства. Так или иначе, воспитанная Пьюси, в очень традиционной чистокровной семье, она понимала это.

Гораздо больше она удивилась тому, что квиддич всё ещё продолжал жить в этом ветхом, мёртвом мире. Она думала, что нынешний мир принадлежал чистокровным. А грязнокровки, как она, были лишь частью товаров, предлагаемых на рынке сексуальных услуг. Это было слишком унизительно; она даже не могла заставить себя принять это.

Она оглянулась, увидев, как Монтегю нежно целует щеки своей спутницы. Это были очень осторожные поцелуи, далёкие от происходящего вокруг, от животных поцелуев в комнате. Казалось, он действительно увлёкся ею, целуя её так, как Драко поцеловал бы Гермиону, будь она расстроена или напугана.

Девушка что-то прошептала на ухо Монтегю. На секунду он слегка нахмурился, но потом, вздохнув, поцеловал её в висок, прежде чем позволить уйти. Гермиона проследовала за ней взглядом до того момента, пока девушка не исчезла на втором этаже. Вероятно, она попросила отпустить её немного отдохнуть на оставшуюся часть ночи; и было невероятно, что ей удалось заставить его согласиться.

Гермионе хотелось поговорить с ней, но как только она сделала небольшой шаг в её направлении, собственническая рука Драко притянула её обратно к нему.

- И куда это ты собралась? – спросил он немного нечленораздельно из-за выпитого алкоголя.

- Я просто хотела… - ей не удалось договорить, поскольку он неожиданно склонился к ней, глубоко целуя. От него пахло алкоголем, сигаретным дымом и хвоей. Он немного навалился на неё своим весом, когда прижался для более страстного поцелуя.

- Драко, остановись, - попросила она, пытаясь уклониться от поцелуев. Но он бы не был собой, если бы не продолжил, теперь уже атакуя жесткими жадными поцелуями её шею. Он чувственно поглаживал её изгибы, и если бы она не беспокоилась о смотрящих на них людях, то даже могла бы застонать. Она мысленно дала себе пощёчину за слабость. – Пожалуйста, Драко. Люди глазеют на нас.

- Ты так чертовски вкусно пахнешь, - растягивая слова, произнес он, проводя руками по её густым непослушным локонам, попутно вдыхая их аромат. – И такая сексуальная…

- Не здесь, Драко, пожалуйста, - она могла лишь жалобно пискнуть в знак протеста. Теперь он начал сжимать её груди. Он был слишком пьян, чтобы беспокоиться о чем-то. То, что она уже знала о нём, подсказывало ей, что он даже, возможно, наслаждается взглядами толпы. Но она не примет подобного. Она не сдастся. Она не могла опуститься ниже того уровня, на который уже опустилась.

- Я просто хочу трахнуть тебя у этой чёртовой стены, и…

- Прекрати вести себя со мной так, словно я шлюха! – неожиданно закричала она, что, кажется, опустило его на землю. Даже находясь в состоянии опьянения, он, похоже, понял, что сделал, и потрясённо смотрел на неё.

- Я твоя жена или просто твоя шлюха? – выплюнула она. Она не знала, что на неё нашло, однако губы начали подрагивать. В её носовых пазухах повысилось давление, а глаза начали слезиться. Она чувствовала себя жалко, но её сердце не прекращало биться невероятно быстро. Она заплакала, до конца не понимая причины своих слёз. Возможно, к ней начал медленно подкрадываться психоз. Или, возможно, это было потому, что она осознала, что действительно была лишь его шлюхой? - Я твоя жена, Драко?

- Д-да…

- Тогда перестань вести себя со мной, будто я падшая женщина.

- Прости, – голос Драко был таким, словно на него только что вылили кувшин холодной воды. Он так же, как и она, был немного шокирован ее слезами. – Ты моя жена… прости меня. - Он притянул её голову к своей груди и прижал ближе. Он всё ещё был пьян и неустойчиво стоял на ногах, но выглядел действительно виноватым. Что заставило её заплакать ещё сильнее. Она становилась слишком эмоциональной, что уже было неподобающим.

Они обнимались еще несколько минут, не говоря ни слова. Гермиона прикрыла глаза, вслушиваясь в удары сердца сквозь его вечерний костюм. Они не были такими громкими, как музыка, но представляли собой единственную знакомую ей вещь.

Ей просто хотелось, чтобы всё закончилось.

Честно говоря, она уже устала играть в эту игру, где никто никогда не выигрывает. Это походило на игру в прятки, повторяющуюся снова и снова, но на самом деле никто никого не находил, потому что все прятались в тёмном маленьком мирке, который сами же и создали, и верили в то, что там они в безопасности. Даже если на самом деле не было нужды прятаться.

Словно сидишь на кучке песка и смотришь на горизонт, думая и надеясь, что вот-вот будет рассвет. Наконец там появляются слабые солнечные лучи, даря головокружительное чувство, что начинается рассвет. И вы задаетесь вопросом, почему солнце восходит так долго. Затем – почему слабые солнечные лучи принимаются исчезать. А после – почему неожиданно наступает темнота.

В конце концов вы поразитесь тому, что на самом деле это лишь сумерки, и вы забылись из-за того, что были слишком заняты. Вы ждали темноты вместо света, сами того не понимая.

Небо выглядело одинаково как на рассвете, так и в сумерках, пожалуй, как эти листы пергамента, которые и выглядели, и пахли единообразно. Но они никогда не рассказывали одни и те же истории.

- Малфой. - Оба обернулись, увидев Монтегю, стоящего в нервной напряженной позе и оттягивающего галстук вниз, чтобы уменьшить волнение в своём голосе.

- Это было хорошее мероприятие, Монтегю. Ты хорошо поработал. Но я думаю, что мы с женой скорее назовём это ночью, - сказал Драко, осторожно подталкиваю жену за талию в сторону выхода. Он, казалось, немного торопился, но когда ему нужно было взять ситуацию под контроль – он брал.

- Теодор Нотт. Он здесь. - Казалось, это сняло с Драко невидимую защиту, и он уставился на своего напарника. Гермиона была уверена, что её сердце неожиданно сделало кульбит, ударив так сильно по грудной клетке, что ей было необходимо прижать к ней трясущиеся руки.

Тео? Тео был здесь?

- Что ему нужно? – спросил Драко. Его голос неожиданно наполнился безжалостным пренебрежением. Он сжал талию Гермионы сильнее, чем сам того хотел, заставляя её вздрогнуть от боли. Она была уверена, что останутся синяки.

- Он хочет поговорить с тобой.

- Ранее он отказался иметь с нами что-либо общее. Он просто-напросто исчез в никуда, а сейчас хочет поговорить со мной?

- Ходили слухи, что он поддерживал Орден, - кивнул Монтегю, - но он также отказался и от них… заявив, что слишком независимый для того, чтобы делать подобные подлые вещи.

Драко лишь гневно фыркнул. Монтегю пожал плечами.

- Это Нотт. Он делает всё, что захочет. Возможно, он просто заскучал из-за затишья и принялся искать проблем или чего-то в этом роде. Или возможно… - голос Монтегю оборвался, когда он медленно повернул голову к Гермионе.

Этот обычный, казалось бы, жест взбудоражил Драко. Гермиона могла поклясться, что услышала дикий рокот в его горле. Все знали, что Тео и Гермиона раньше рассматривались как единое целое, с тех пор как он официально заявил о своих ухаживаниях и в тот же день поцеловал её в парадном зале.

Сейчас Драко выглядел так, будто мог кого-нибудь убить.

- Оставайся здесь, - потребовал Драко, надавливая на её плечо, чтобы она села на барный стул.

- Куда ты идешь?

- Оставайся здесь.

- Но Драко…

- Останься.

Гермиона поняла, что возражения бесполезны. Ей лишь оставалось смотреть, как её муж в бешенстве умчался с Монтегю, растворяясь в толпе народа.

Её сердце билось слишком часто, отчего даже стало больно. Было слишком тяжело дышать. Она чувствовала себя так, будто тонет в тёмной воде. Она ощущала себя полностью поглощенной.

Это было сбивающее с толку чувство…

- Я уже пострадала однажды, но ты должен знать, что я пытаюсь излечиться. Ты помог мне понять вещи, которые делали меня лишь глупой и слепой. Ты спас мою жизнь, Тео. Что заставило тебя подумать, что я не хочу поцеловать тебя? Возможно, я бы не сделала это сейчас, но ты должен знать, что сегодняшний день и решение не означают то же решение в будущем, - сказала она ему, всё ещё поглаживая шрамы на его шее, маленькие неровности, за которые она всю жизнь будет благодарна.

- Ты дашь нам шанс? Когда вернешься? – мягко спросил он.

- Да.

Тео…

Он здесь.

Прошло столько времени с того момента, когда она в последний раз видела его лицо, его шрам. Она не могла не думать о том, что действительно скучала по нему, но не так сильно, и это заставило её чувствовать себя еще более виноватой.

Знал ли он об этом? Знал ли он о том, насколько далеко она зашла, нарушив данное обещание? Будет ли он ненавидеть её? Если да, будет ли это иметь значение? Не было ли слишком поздно даже думать об этом?

Она слишком сильно запуталась, это походило на сумасшествие.

Она действительно не знала, почему. Она словно стала волшебницей Шалот, глупо рассматривающей отражение рыцаря в зеркале, желая, чтобы он спас её, в то время как сама умрет, если он попытается. Тео был её рыцарем. Но Драко стал её башней, её проклятием, её жизнью.

Тео мог бы спасти её, но Драко был полностью захватившим ее очарованием, проклятием, которое она никогда не сможет разрушить; даже поцелуем.

Она дрожала, обнимая себя руками. Она становилась безумной мазохисткой. Ей хотелось, чтобы прошел дождь и она заболела. Ей хотелось ножа, чтобы она истекала кровью. Ей хотелось кричать под водой, чтобы прикрыть свою холодную печаль. Она хотела ненавидеть ради того, чтобы любить. Она хотела слушать печальные баллады, потому что они, казалось, стали самыми красивыми. Ей хотелось почувствовать всё. Потому что она была и эгоистична, и самоотверженна одновременно.

Ей нравилось то, как это разрушает её, отчего становилось стыдно.

Она нуждалась в его проклятии, отчего становилось стыдно.

Она не нуждалась в спасении, и от этого было стыдно тоже.

В центре переполненной комнаты казалось невероятным думать о том, что она одинока; также как было невероятным думать, что рассвет и сумерки – одно и то же.
______________________

1 Амбуаз - город в центре Франции.
2 Хиддингфолд - деревушка в Англии.
3 Кенмэйрские Соколы - Ирландская команда.
4 Габровские Грифы - Болгарская команда.

39

Глава 38. Поцелуй сделает все лучше

Гермиона пыталась ровно дышать. Это было трудно сделать, так как воздух смешивался с сигаретным дымом, алкоголем и классическими мускусными запахами от людей внутри, по большей части запахами секса. Все пахло сексом. Если быть точным, это было богатое мультисенсорное воздействие. И ей очень не нравилось, что, каким-то совершенно нехарактерным для нее образом, она находила это неотразимым.

Драко хорошо поработал. Теперь она стала испорченной дрянью.

Ее муж не отходил от нее всю ночь, исключая редкие моменты, когда упоминалось имя Тео. Похоже, оно сильно притягивало его.

Гермиона внезапно разозлилась.

Что вообще хочет Тео? О чем он думал, приходя сюда? Он только подверг себя опасности. И ничем не сможет помочь! Драко прекрасно владеет легилименцией, и даже если у Тео блистательный талант к окклюменции, он не сможет противостоять интенсивному натиску ее мужа, если до этого дойдет дело. Снейп говорил, что Драко уже превысил тот уровень, которому он мог научить. Этого следовало ожидать от правой руки Волдеморта. Такими возможностями обладали только настоящие темные волшебники. Гермиона даже не понимала, что в точности это означает.

Она знала, что Тео временами импульсивен, но этот наглый приход сюда – просто идиотский план. Если Драко допросит его, это станет серьезной проблемой для ее собственных задач.

Она очень сильно беспокоилась о Тео. Но иногда он был настолько бесстрашен, что не понимал границу между бравадой и безрассудством. Это, как она считала, особенность парней из Слизерина.

Ей нужно поговорить со Снейпом, чтобы он выбил это из парня.

Сама она не сможет встретиться с Тео.

Она не может сказать ему. Она не может поговорить с ним. В общем-то, она и не хочет. И неизвестно, почему. Или, может быть, она пыталась убедить себя, что не знает, потому что тогда, возможно, она сможет каким-то образом чувствовать себя менее виноватой, чем сейчас.

Ей нужно поговорить обо всем с профессором Снейпом. Конечно, он согласится с ней. Да… это так. Профессор сможет каким-нибудь образом убедить его уйти. Снейп сможет убедить его вернуться в Орден, чтобы он больше не смог совершать некоторых неосторожных действий, таких, к примеру, как спасение ее и…

Почему же она так хочет, чтобы Тео ушел отсюда подальше?

Потому что она волнуется за него. Но почему она так сильно жаждет отправить его прочь?

Почему она не хочет, чтобы он ее спасал?

Почему она хочет, чтобы Драко сейчас забрал ее и увез в их особняк?

Их особняк. С каких пор он стал их особняком?

Разве она не ненавидит это место? Разве она не хотела удрать оттуда?

Она теряла рассудок.

Может быть, она находилась под влиянием так называемого Стокгольмского синдрома, но больше Гермиона ничего не понимала.

Она огляделась в поисках ответа. Но все, что получила – это вызывающие дрожь взгляды мужчин в комнате.

Она внезапно поняла, что стоит сейчас одна, как одинокая овечка в стае волков. А один из этих изголодавшихся волков – Майлз Блентчли, который сейчас рассматривал ее через бокал с вином, опираясь на кушетку. Гермиона заметила, что он выглядит разочарованным.

Потрясающе, сколько много власти имел Драко над сидящими в комнате. Даже когда он не присутствовал здесь, было совершенно ясно, что все мужчины здесь боялись сделать что-то, могущее разозлить его.

Они не могли подойти к ней.

Они не могли прикоснуться к ней.

Потому что она – жена Драко Малфоя.

Внезапно она ощутила приступ гордости и даже смелости.

Она со злостью посмотрела на Блентчли, давая понять взглядом, что не боится его. Этот ублюдок посмел подмигнуть ей. Ее почти затошнило.

Вздрогнув, Гермиона отвела взгляд. Если бы Драко увидел это, то этот мерзкий тип, безусловно, тут же был бы мертв. Возможно, ей следовало бы сказать ему об этом. Он сделает для нее все, и в любом случае, она должна дать ему сделать с Блетчли то, что он сотворил с Блейзом Забини и…

Подождите. О чем она думает? Как она вообще может слушать голос своего маленького, перевернутого разума? Или ядовитая атмосфера комнаты отравила ее настолько, что Гермиона не может нормально функционировать?

Но она почувствовала беспокойство. Знакомое щекочущее ощущение на затылке. Ее голова как радар стала поворачиваться, чтобы найти того, кто смотрит на нее… со второго этажа.

Девушка Грэхэма Монтегью.

Невысокая девушка смотрела на Гермиону сверху вниз через перила. Ее дикие каштановые кудри падали занавесью, скрывая щеки. Локтями и животом она удерживала свой вес, а ноги игриво болтались за балясинами перил, создавая ощущение, что девушка плывет. Она выглядела как маленькая фарфоровая куколка, посаженная в кукольный домик, и обладала ужасающей красотой, как привидение или фея.

Гермиона некоторое время зачарованно смотрела на нее. Даже если девушка имела тело молодой женщины, личико ее казалось слишком юным и слишком невинным.

Гермиона вспомнила, что ей едва исполнилось пятнадцать, когда она встретила Драко после многих лет разлуки. До него она ни с кем не целовалась, не считая ее детских, «щенячьих» поцелуев с Драко же.

Драко уважал ее так сильно, что ждал, пока она дозреет до чего-то более серьезного, и она из-за этого доверяла ему. Конечно, он нарушил ее доверие, когда изнасиловал ее, но тогда они находились в разгаре войны, все давно изменилось, и ей скоро должно было исполниться восемнадцать.

Девочка выглядела не старше тринадцати-четырнадцати.

Гермиона задумалась, что мог делать с ней Монтегью. Не так давно он практически лапал ее, касаясь в таких интимных местах, в которых приличная девушка не должна позволять трогать себя на публике. Или даже наедине, без разницы.

Гермиона встала с барного стула, на котором сидела все это время, продолжая глядеть на юную девушку. Ее лицо не выражало ни одной эмоции. Если бы девушка не двигалась, Гермиона поклялась бы, что это фарфоровая кукла для украшения интерьера.

Девочка изменила свою позу, встав. Она все еще не сводила взгляда с Гермионы, и продолжала смотреть на нее, пока та поднималась к ней, скользя рукой по деревянным перилам.

Потом девушка направилась куда-то, и, похоже, что она хотела, чтобы Гермиона следовала за ней. Та так и поступила.

Гермиона взбежала по лестнице и поразилась тому, как люди расступались перед ней. Она опять вспомнила о власти Драко и его способности устрашать, неважно, был он в помещении или нет.

На втором этаже девушка, ждавшая Гермиону, уверенно двинулась куда-то. Похоже, она хорошо знала этот дом. Гермиона решила, что девушка обладает большей свободой, чем она в особняке Малфоя. Она даже немного заревновала.

Они завернули за угол-другой, дойдя до библиотеки – главной библиотеки особняка Монтегю. Гигантской, старомодной и неожиданно уютной. Просто рай.

Гермиона улыбнулась, заходя в просторное помещение, наполненное знакомым запахом книг, с удовольствием вдыхая его после атмосферы внизу, наполненной запахом сигарет и алкоголя. Юная девушка улыбнулась в ответ, довольно застенчиво. Она предложила посмотреть Гермионе несколько книг, уже лежавших на столе. Наверное, любимые книги девушки, подумала Гермиона.

- У вас отличная библиотека, ммм..?

- Ниша. Меня зовут Ниша, миссис Гермиона. И это не моя библиотека, а Грэхэма, - робко улыбнулась ей девушка.

Гермиона просияла. Впервые она может поговорить с ней. У Гермионы закружилась голова. Как же сильно она скучала по Джинни.

- Грэхем говорит, что я пристрастилась к книгам, - продолжала девушка, все так же смущенно улыбаясь. У нее был сладкий, тонкий голос. Он напомнил Гермионе, сколько невинных девушек, похожих на Джинни, пропало во время войны.

- Я тоже очень люблю книги, - просияла Гермиона, садясь и открывая первую книгу, до которой могла дотянуться. Это оказалась «Стандартная книга заклинаний, Четвертый курс» Миранды Госхаук. Девушка, наверное, училась бы на четвертом курсе в Хогвартсе, если бы не война.

- Грэхем позволяет мне учиться, говорит, что это важно. Иногда он сам учит меня, - ответила девушка в ответ на невысказанные мысли Гермионы.

- Ниша, а вот Монтегю… он..?

- Он что, миссис Гермиона? – Девушка выглядела такой наивной, такой невинной, такой чистой. Гермиона не хотела знать ответ на свои подозрения.

- Он хорошо обращается с тобой?

Девушка внезапно покраснела, Гермиона ощутила слабость, понимая, откуда взялся румянец.

- Он-н мой хозяин, но очень хорошо относится ко мне. И замечательно заботится. Понимаете, я особенная для него. Этот бал – для меня. Он сказал, что мне нужно благодарить вашего мужа, - неразборчиво пробормотала Ниша, теребя платье. – Грэхем говорит, что это потому, что я особенная для него. Он-н делает со мной все эти вещи… но говорит, что так и должно быть, так как любит меня, а я люблю его. Люди делают все это, когда очень сильно любят друг друга. – Ее щеки покрылись багрянцем, словно бы кто-то оставил на них множество крошечных поцелуев. Девушка, без сомнения, считала, что влюблена в своего поработителя. Бедная заблудшая душа. Монтегю – бессердечный ублюдок.

- Ты сказала, благодарить моего мужа? А за что?

- Он спас мою жизнь.

- Как это? – Несмотря на злость по отношению к поработителю Ниши, любопытство Гермионы выросло как на дрожжах. Ей хотелось знать больше.

- Грэхем сказал, что, возможно, это потому, что я напоминаю вас. Но еще он говорил, что Малфой не любит пачкать свои руки, если может обойтись без этого. Он хорош во всем, кроме убийств.

- Ч-что ты этим хочешь сказать?

- Ну, только одно. Малфой организует все. Он быстрый и сильный. Грэхем говорил, что на охоте Малфой всегда захватывает больше всех. Грэхем хочет быть таким же, как он. Малфой – прекрасный охотник, всегда лучший из лучших. Он всегда во главе охотников, и от него этого ожидают. Он – хозяин моего хозяина, если уж на то пошло. Но Грэхем говорит, что Малфой отказывается делать что-то грязное, если может обойтись без этого. Временами он убивает, но в основном просто смотрит и командует. Грэхем говорит, что у него есть причина для такого поведения. – Ниша прекратила говорить и придвинулась ближе, чтобы прошептать старшей девушке на ухо: - Драко Малфой убил Дамблдора, - мрачно пробормотала она.

Гермиона уже знала это, но все равно каждый раз при упоминании этого факта у нее по спине бежали муращки.

- Грэхем говорил, что после первого курса, еще совсем юным, проводил лето в особняке Малфоев вместе с Забини, Крэббом и Гойлом. Мама Драко рассказывала им о мире фей, волшебной расе крылатых созданий мистической империи. Все мальчики ненавидели эти истории, но всегда слушали. Мама Малфоя всегда говорила, что Драко – это фейри, потому что, как они, полон вредности и злого умысла. Впоследствии Грэхем и прочие, слышавшие истории, всегда насмехались над его брутальностью. И прекратили, только когда он пригрозил сглазить их. Грэхем сказал, что Малфой всегда чем-то отталкивал от себя.

Но у него, как и у фейри, есть свои слабости. Грэхем не сказал мне, какие, так что я сама нашла и прочитала про них. Это – разбитое сердце. Фольклорные существа часто влюблялись в смертных, не своего рода, и умирали от разбитого сердца. Это можно было видеть в их грудной клетке. После смерти место, где раньше находилось сердце, становилось черным, так же как и вены, окружающие его. Фейри умирали от тоски, а в их преданных глазах никогда не было слез. Слезы всегда отсутствовали. И фейри умирали, несмотря на всю их силу и превосходство. Умирали как смертные.

Это звучало так трагично, так печально. Гермиона не понимала, почему Ниша рассказывает ей все это, но ее сердце сжалось. Ей стало трудно дышать. Она чувствовала внутреннее противоречие, чувствовала вину. Ужасное ощущение. Ей хотелось удрать.

Ей хотелось срочно увидеть своего мужа.

Но следующие слова остановили ее.

- Грэхем сказал, что Малфой – эгоист. Он сделает все что угодно ради себя. И он убил Дамблдора в обмен на тебя. Грэхем говорил, что все просто – жизнь Дамблдора за твою жизнь.

- Ч-чт..? – Гермиона даже не могла закончить слово. У нее все расплылось в глазах. Все в ней заболело: словно бы какие-то мелкие невидимые иголочки закололи ее кожу. Она стала похожа на куклу вуду, и это сильно мешало дышать. Воздух закристаллизовался и причинял боль ее легким.

Он убил Дамблдора в обмен на тебя.

Она слала чувствовать себя еще более виноватой. Как, как теперь ей спать ночью?

Так это она начала все? Она стала причиной войны? Она – причина того, что Ниша попала в плен, и Монтегю использует ее как хочет и украл ее невинность? Она – причина того, что каждый день убивают людей, пока она нежится в особняке Малфоя как капризная принцесса?

Она – причина того, что умерла Джинни?

Скрип дверей встревожил обеих девушек. Гермиона практически вспрыгнула на ноги, разворачивая голову к двери. Вино, выпитое ею, не помогло справиться бурлящими в ней сейчас эмоциями.

- Пойдем, Гермиона. Пора домой, - непреклонно заявил Драко, раскрывая для нее объятия. Он не выглядел подвыпившим, всегда контролируя свое тело, когда хотел этого, как будто контролировал все внутренние переключатели. Гермиона всегда восхищалась этой его способностью. Он выглядел таким безэмоциональным, таким бесстрастным… как мертвый фейри.

- П-пока, Ниша. Рада была познакомиться. – Гермиона попыталась улыбнуться, привлекая девушку в теплые объятия. Однако, прежде чем расстаться с ней, она прошептала: - Мне нужно поговорить с тобой чуть позже.

- Гермиона, - нетерпеливо позвал Драко, и она поняла, что это – сигнал уходить.

- Иду, - извиняясь, ответила Гермиона, подошла к нему и дежурно чмокнула Драко в щеку. Он более страстно поцеловал ее и притянул к себе.

Поцеловал в висок, крепко держа за бедра. Гермиона сцепила руки на его талии и закрыла глаза, чувствуя некомфортную скованность от аппарирования. Она всегда не любила аппарировать, но ощущение магии на своей коже, даже на полсекунды, давало ей силы как-то пережить это.

Она тренировалась в заклинаниях, совершаемых без волшебной палочки, каждый раз, как Драко уходил из их особняка, но сейчас было что-то другое. Она всегда любила читать, ей хорошо давались заклинания, но Драко она проигрывала, особенно если дело касалось магии без палочки. Иногда она часами лежала в ванной, гадая, сможет ли она вновь взять в руки знакомую палочку из виноградной лозы с чешуйкой дракона внутри.

Когда в ее разуме появилось изображение их комнаты, Гермиона не смогла изгнать оттуда образ безучастного лица ее мужа.

Как он мог сделать это? И выглядеть, как будто ничего не произошло.

Он только что говорил с Тео…

О чем они говорили?

Что планировал Тео? Конечно, он бы не показывался так охотно, если бы не планировал присоединиться к альянсу Драко.

Гермиона точно знала, что Тео никогда не был Пожирателем Смерти. Он говорил, что никогда не верил в это дело, так что, должно быть, в его разуме содержалось что-то, что могло противостоять Драко.

А как быть с мнением Неши по поводу Драко?

Гермионе страшно требовалось поговорить со Снейпом прямо сейчас. Он единственный, кто может разложить ей все по полочкам.

Она так отвлеклась, что даже не заметила, как муж безмолвно приказал исчезнуть ее одежде. Гермиона вздрогнула, когда холодный воздух коснулся ее тела. Внезапное ощущение холода от исчезнувшей одежды продлилось только миллисекунду и сменилось прижатым к ней горячим мужским телом. Его руки змеей проползли по ее голому торсу, смяли грудь, а шею атаковали яростные поцелуи.

- Ты моя. Никто не может изменить этого. Ты замужем за мной и прикована ко мне. А все остальные могут идти нахрен! – прорычал он, поднимая ее на руки и бросая на кровать. Гермиона вскрикнула от удивления.

Все происходило слишком внезапно. Его эмоции менялись так быстро, как будто имели собственные внутренние переключатели. Прямо сейчас она считала, что он возьмет ее, но Драко каждый раз удивлял ее. Он был самым непредсказуемым человеком в мире.

Ее спина коснулась огромной кровати, и ее почти отбросило назад сильным рикошетом. Гермиона сжалась на мягком матрасе, все еще чувствуя небольшую боль от сильного броска мужа. Она попыталась приподняться и слегка прикрыть свою наготу. Ее груди слегка качнулись, когда она дернулась. Они все еще ныли после того, как Драко сжал их.

Гермиона знала, что ее муж страстен во всем, а особенно в их сексуальных играх. Но на этот раз он вел себя иначе, словно бы пытался что-то доказать, словно бы старался подтвердить отсутствие любого следа неопределенности, если это вообще было возможно, конечно.

До того, как она смогла его спросить, что стряслось, обе ее руки внезапно оказались скованными над головой его правой рукой, а левая грубо лапала ее тело. Все ее возникшие вопросы быстро улетучились из комнаты, когда муж набросился на нее с поцелуями, прикусывая зубами нижнюю губу, чтобы она открыла для него рот.

Вдруг она обнаружила, что страстно целует его в ответ, танцуя в эротическом джазе своим языком с его. Все началось с медленных неравномерных поглаживаний, которые становились все сильнее, более яростными и страстными. Безнравственные, неправильные поцелуи стали такими бешеными, что с ее губ сорвался вскрик. Они целовались, казалось, вечность, и она застонала от невероятных ощущений и нехватки кислорода, когда оторвалась от Драко.

Его рот начал исследовать кожу между мочкой уха и шеей, и она попыталась заглушить в себе стон и автоматически повернулась так, чтобы предоставить ему лучший доступ. И вскрикнула, когда он внезапно опустился и начал теребить языком розовую окружность на ее груди, нежно лаская перед тем, как втянуть ее в себя. Гермиона мгновенно застонала и выгнула спину, чтобы он сосал ее, как грудной ребенок.

Она чувствовала, как его твердый член вжимается в ее бедро, и знала, что он сильно возбужден. Кровать под ними скрипела. Драко проявлял свою властную, животную натуру. Одной рукой он обхватил ее за талию, прижимая сильнее к себе, отчаянно нуждаясь в максимально полном контакте кожи к коже, второй рукой все еще удерживал ее запястья над головой, напоминая своим доминированием о ее подчинении. Ее торс выгибался под ним, руки вжимались в постель над ее головой, а он с дикой страстью всасывался в ее кожу, шумно хлопая по ее набухшей груди.

Искусно позолоченный потолок попал в поле ее зрения, когда от удовольствия она закатила глаза. Кровать заскрипела еще сильнее, когда его рука провела вдоль ее складочек, большой палец коснулся средоточия женского удовольствия, а два пальца вошли внутрь. Она зашипела от пронизывающих ее ощущений, страстно желая, чтобы вместо них в ней оказался его член. Ее тело качалось синхронно с движениями его руки, а он продолжал свои бешеные ласки. Он знал, где нужно погладить, с какой силой надавить. Он точно знал, что сводит ее с ума.

Его рот жадно исследовал ее живот, движения пальцев заставляли кричать. Когда его голова опустилась ниже, Гермиона крепко зажмурилась. В животе вибрировали мощные ощущения, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать еще сильнее. Она дрожала от предвкушения, пока он нежно целовал ее бедра.

Затем без предупреждения Драко с силой раздвинул ее ноги и закинул их на плечи, впиваясь ртом в самый ее центр. Обе его руки придерживали бедра жены, а он изучал ее, выпивал ее сущность, зарывался лицом в ее холмик, удовлетворял свои желания, словно она была его наркотиком.

Он часто делал с ней такое, но кровавый Мерлин знает, что ей никогда не было достаточно.

Гермиона заорала от удовольствия, почти протыкая матрас ногтями, крепко вцепившись в него в порыве страсти, и запрокинула голову назад, сильно напоминая безумную развратницу. Ее мускулы сжались, бедра вжались в мужа, и она кончила, выкрикивая в процессе имя мужа. Волны удовольствия захватили каждый ее нерв, оставляя ее неконтролируемо дрожать в бредовом, лихорадочном, расползающемся состоянии. По изнуренному телу стекали капли пота.

Черт побери все. Прямо сейчас она была готова сделать для него все. Она не могла связно соображать. Он мог сейчас попросить ее прыгнуть со скалы, и она с готовностью выполнила бы это. Может быть, ей придется позже пожалеть об этом, конечно, но в этот момент она была без него ничем.

- Никто другой не может сделать с тобой так, Гермиона. Никто другой не может заставить тебя чувствовать такое. Запомни это, - выдохнул Драко, опустившись поцеловать ее, давая ей ощутить ее собственный вкус. – Ты принадлежишь мне, и они ничего не могут сделать с этим. Я буду иметь тебя каждый день, чтобы напоминать тебе.

Гермиона едва слышала его, стараясь успокоить собственное сердце. Она ничего не могла сказать. Ей требовалось дышать. Она просто кивнула, на самом деле не соображая, почему.

Кровать слегка качнулась, когда Драко медленно слез с нее, все еще тяжело дыша от похоти и неисправимой ярости, и направился к одному из шкафов, доставая что-то.

Все еще не придя в себя, с кружащейся головой, она повернулась на бок и посмотрела на него.

Драко, обнаженный, невероятно возбужденный, словно бы подвергался страшным мучениям. Он напрягал челюсть, очевидно, пытаясь обрести контроль над собой. Гермиона знала, что ее муж никогда не отличался терпением, и обычной ночью он уже вторгался бы в нее, удовлетворяя свои желания. Но, очевидно, зажатый в его руке флакон был более важен сейчас.

- Выпей, - жестко скомандовал он, откидываясь на изголовье и глядя на нее.

- Ч-что это?

Гермиона знала, что муж никогда не сделал бы ей ничего плохого. Но Драко Малфой обладал самыми сложными мыслями в мире. Никто по-настоящему не знал, что скрывается внутри его опасного разума.

- Ты не доверяешь мне? – тихо прошептал он ей на ухо, покусывая в процессе мочку.

- Доверяю, но…

- Тогда выпей.

- Сначала скажи мне, что это.

- Выпей это.

- Зачем?

- Если ты не выпьешь, то мне придется преподать тебе урок. А ты знаешь, что мне не хочется этого делать, принцесса, - угрожающе проговорил он. Гермиона знала, что он говорит об убийствах. Он всегда угрожал ей этим. Но выполнял ли он свои угрозы? Слова Неши посеяли сомнения в ее голове. Гермиона знала, что он убийца. Он бы не мог иначе состоять во внутреннем круге Волдеморта. Но правда ли, что он пытается избежать убийств при первой же возможности?

- Пожалуйста, не делай мне больно, - прохныкала она. Ей не нравилась слабость, звучащая в ее голосе, не нравилось все, что он делал с ней. Он сломал ее душу, ее силу воли, ее решимость, и она ненавидела это. А что еще больше злило ее, так это то, что она ненавидела сам процесс, а не его.

Драко мягко потянул за ее волосы, поднося флакон к ее набухшим губам.

- Я не сделаю тебе больно. Я никогда не сделаю тебе больно, помнишь? – шептал он, зажал ей нос достаточно сильно для того, чтобы она задохнулась и открыла рот. А потом быстро влил содержимое флакона ей в рот, надавив своим собственным ртом, чтобы убедиться, что жидкость проникла в горло.

- Хорошая девочка, - проворковал он, ласково растирая ей спину, пока жена кашляла. – А теперь ложись на спину, принцесса, - прошептал он и бережно подтолкнул ее. Она послушно повиновалась, и Драко развел ее бедра, входя в нее. Он простонал, полностью заполняя ее. Его лицо исказилось от боли и удовольствия. Теперь ее ноги оборачивались вокруг его бедер, и он двигался в ней, изменяя угол вхождения так, чтобы задевать те места, которые заставляли жену кричать громче.

Он толкался в нее, потерявшись в собственном удовольствии. Его кожа, покрытая потом, блестела в свете ламп.

Он был художником, творившим совершенство. Он был прекрасен.

Она выгнула спину и приподняла бедра, чтобы получить больше его. Ее стеночки сжались, и она закричала от экстаза, принимая его в себя. Он громко выругался, почти потеряв себя, но желая продлить свою агонию удовольствия. Кровать яростно тряслась. Он входил в нее, почти снося ее собой и практически разрушая кровать. И, наконец, выкрикнул ее имя, наполняя своей спермой. Через мгновение Гермиона подумала, что сейчас потеряет сознание.

Он еще какое-то время оставался в ней, ловя ее дыхание и целуя покрытый капельками пота лоб, после чего высвободился и рухнул рядом с ней. Они лежали, тяжело дыша и успокаиваясь.

Он нежно поцеловал ее в висок, словно бы молча говоря, что все будет хорошо, словно бы поцелуй мог сделать все лучше, и, вместе с обещанием его горячей любви, она почти поверила, что все так и будет.

Почти.

А потом, положив руку на живот, он прошептал ей:

- Это зелье для зачатия. Ты – моя, и прямо сейчас в тебе растет наш сын.

40

Глава 39. Вращающаяся рулетка

Сердце Гермионы трепыхнулось и замерло.

Следующее, что она осознала – это громкий шлепок, разнёсшийся по всей комнате, и жжение в руке.

Она пристально смотрела на своего мужа, находившегося в полном шоке. Его левая щека была жутко красная, и он тяжело дышал. Он поднял руку к губам, чтобы вытереть капающую кровь, но выглядел абсолютно бесчувственным.

Гермиона выругалась, уверенная, что шлепок был крайне болезненным, судя по крови на его губах и боли в ее руках, но он не показывал этого.

Он не выражал эмоций. Он не человек.

- Ты – монстр! – воскликнула Гермиона, сжимая простыни, чтобы прикрыть свое обнаженное тело. Она дрожала от ярости. Она не могла контролировать слезы, которые сильно текли из глаз. Она плакала еще сильнее, когда поняла, что действительно ничего не может контролировать... потому что Драко действительно сделал это.

Она ненавидела все, что он с ней сделал, но последнее его действие погубит ее.

- Как ты мог сделать такое со мной? Ты – монстр! Как ты вообще мог позволить появиться невинному ребенку в этом мире в это время? Мы в самом разгаре войны, Драко! И мне, о Мерлин, всего лишь семнадцать! К-как ты мог сделать это со мной? Ты ненормальный! – Она плакала все сильнее, отчаянно тряся его, словно пытаясь получить какой-то ответ от него. Но он был слишком тяжелый и неподвижный, словно камень. Он почти не шевелился.

- Мы женаты. Рано или поздно у нас будет ребенок, – строго подытожил он. Похоже, он не видел большой проблемы, потому что это случилось бы в любом случае. На его лице не отразилось ни раскаяния, ни вины. У него не было никаких эмоций. – И это твой ребенок. Ты не можешь избавиться от него. Я знаю, ты не хочешь.

Неожиданно это все обрушилось на нее. Гнев заполнил ее всю, и она просто причиняла ему боль за то, что он сделал, за все. Она кричала, избивая его руками и ногами, словно ее жизнь зависела от этого.

- Ты – ублюдок! Ты разрушаешь все! Ты разрушил мою жизнь! – кричала она, раздавая жесткие пощечины. Его некогда бледная грудь, плечи и лицо сейчас покраснели от ее грубых ударов и царапин от ногтей, но он не останавливал ее и не проявлял никаких эмоций.

Он просто давал избивать себя и выглядел все это время абсолютно равнодушным. Это раздражало ее еще больше.

Ей хотелось уйти оттуда. Он выглядел таким неживым. Его совсем это не волновало.

Неожиданно это все раскрутилось словно ураган… все, что он сделал с ней, каждая несправедливость, нечестность и отвращение. Она кричала и сильно трясла его.

- Я любила тебя каждой клеточкой своего тела! Ты был моим миром, Драко. Ты был моим героем с тех пор как мне исполнилось девять. Ты всё обещал мне, и я верила в тебя. Я доверила тебе свою жизнь. Ты говорил, что любишь меня, несмотря ни на что. Ты обещал, что никогда не сделаешь мне больно. Но ты все еще причиняешь мне боль. Я думала, что ты будешь единственным из всех людей, кто останется со мной после того, как я узнаю правду о своей крови, но что ты сделал? Ты был одним из тех, кто первым отвернулся от меня!

- Тебя не было рядом, когда я старалась найти своих настоящих родителей, ты не был рядом, когда леди Петрова, которую я называла мамой всю свою жизнь, заперла меня в комнате, чтобы она могла очистить имя семьи от моей грязной крови. Она называла меня неблагодарной потаскушкой и относилась ко мне, как к мусору, но я держалась благодаря своим воспоминаниям, что однажды ты вернешься домой и скажешь, что все хорошо и что ты все еще меня любишь. Каждую ночь я ждала тебя, Драко. Каждую ночь я ждала, что ты придешь и спасешь меня, как и обещал. Я уговаривала себя поспать, отчаянно желая, что ты наконец-то придешь домой, обнимешь меня и скажешь, что все будет хорошо.

- Но когда ты вернулся, все, что ты сделал - это пришел ко мне домой не поддержать меня, а убедиться в правде, убедиться, полукровка я или нет, чтобы защитить свое чистокровное имя! Ты посмотрел на меня, словно я была каким-то выродком. Мне так сильно хотелось оказаться в твоих объятиях, обнять тебя. Потому что я сильно соскучилась по тебе, но не могла этого сделать, потому что ты заставил меня чувствовать себя самым грязным человеком на земле. Ты заставил меня почувствовать себя так, словно я никогда не смогу к тебе больше прикоснуться, потому что ты испытывал отвращение ко мне. - Гермиона больше не могла дышать. Все болело. Она чувствовала, как ее сердце взрывается у нее в груди, словно у нее внутреннее кровотечение. Этого тяжелого давящего чувства было слишком много. Она тяжело рыдала, она вопила. Но даже это не помогало. Она была разбита и не подлежала восстановлению.

Она не могла замолчать. Она не могла перестать плакать. Слезы не прекращались, но сейчас она почти смеялась. Эмоций было слишком много, возможно, ее чувства находились в слишком большом беспорядке, чтобы хорошо функционировать. Возможно, она наконец-то сошла с ума.

- Знаешь, я говорила своей маме о тебе. Говорила о том, как сильно люблю тебя и как сильно ты любишь меня… Ей так не терпелось увидеть тебя. Но всё, что ты сделал - упрекал нас, показывая нам, как мы грязны. Как мы отвратительны тебе, - с болью произнесла она и грозно ткнула пальцем в его грудь.

- Но ты не остановился на этом… В школе ты относился ко мне как к грязи. Я так сильно старалась продолжить свою жизнь. Меня исключили из Шармбатона, школы, которую я считала своим домом, единственного важного места для меня. Некоторые мои друзья отвернулись от меня. Мне некуда было пойти. Ты хоть знаешь, как это тяжело? Конечно нет! Потому что ты был одним из первых, кто отвернулся от меня! Люди говорили за моей спиной, некоторые жалели меня, а некоторые в основном осмеивали мою бедную злополучную ситуацию. Теми людьми были твои друзья, но ты никогда их не останавливал. Ты был одним из них. – Когда она сказала это, лицо Драко дрогнуло, и он отвернулся. На его лице по-прежнему не было никаких эмоций, оно было словно выточено из холодного камня. Он выглядел неживым, но его оборона, казалось, стала рушиться, и было ясно, что он пытался скрыть это, отвернувшись.

- Нет! Не смей отворачиваться от меня! – закричала Гермиона и резко схватила его за подбородок, заставляя посмотреть на нее. Он ничего не сделал. Он смотрел ей в лицо и не отворачивался.

- Ты встречался со многими девушками, ты практически кичился передо мной тем, что перетрахал почти всех девушек в Слизерине. И конечно же, все они были чистокровками, а не грязь, как я. Ты обнимал и целовал их прямо передо мной! Словно говоря мне этим, что я никогда не буду настолько хороша, как они, потому что на самом деле я – грязь. И когда я увидела твой секс с Гестией Кэрроу, ты наорал на меня и прогнал, словно я - надоевший ребенок! Я убежала и почти потеряла сознание в коридоре, я лежала на полу, не было сил вернуться в комнату, чтобы поплакать. Ты убил меня прямо там, Драко… но ты никогда не знал об этом, конечно. Тебя это не волновало! Я могла умереть там, но тебя это не беспокоило! Ты говорил, что любишь меня, но никогда не подразумевал это! Ты – лгун! – Она кричала на него, раздавала пощечины и била костяшками пальцев по его уже покрасневшей груди. Его губы были сжаты от боли, но он просто давал избивать себя.

- Единственные люди, оставшиеся рядом со мной - мои друзья, особенно Джинни, она никогда не позволяла мне сдаваться. Я была несчастна, но она всегда была рядом, терпеливо поднимая мне настроение и заставляя улыбаться. Без нее я, скорее всего, умерла бы от горя. Но что сделал ты? А? Что сделал ты, Драко? Ты позволил им убить ее! Она была сожжена! Ты так мастерски убрал ее от меня! И ты позволил мне гореть там! Если бы не Тео, сейчас я была бы уже мертва! Возможно, лучше бы я была мертва. В любом случае у меня не осталось ничего. Ты все забрал у меня! Ты использовал мое тело каждый день. Ты контролировал все, что я делала. Ты забрал мою жизнь! Ты забрал мою свободу! Ты забрал мою душу! А сейчас ты просто сделал мне ребенка! – возмущенно кричала она, вставая, сжимая простыню и закутываясь в нее.

- Я ненавижу тебя. Мне бы хотелось никогда тебя не знать. Ты – монстр! – грубо прошептала она ему, как будто кислотный дождь плюнул в самое сердце.

Впервые Драко посмотрел на нее. Он выглядел таким защищенным, таким отрешенным, но его глаза не могли скрыть боль, что причинили ее слова.

Но нет. Она не виновата. Этого даже недостаточно для него, чтобы заплатить за все то, что он сделал с ней.

Она пошла в смежную ванну, так сильно хлопнув дверью, что можно было бы поклясться: дверь почти сломалась.

Бросив простыню на пол, она легла в ванную и открыла кран. Она плакала как никогда в жизни. Она не была уверена, вода из душа капала на ее тело или ее собственные слезы.

Она чувствовала, что ее мысли бегут со скоростью света, и это причиняло невыносимую боль. Она попыталась дышать, чтобы привести эмоции хоть в какой-то порядок, но это не сработало. Она протяжно взвыла, вжимая голову в подголовник, надеясь облегчить давящую тяжесть в области сердца. Это отзывалось острой болью глубоко внутри, и ей нужно было избавиться от этого. Ощущения были похожи на американские горки – чем больше стараешься не кричать, тем хуже и больнее становится.

Она попыталась зажать грудную клетку своими ладонями и кричала до тех пор, пока к ней не начало возвращаться ощущение стекающей по ее телу воды. Ей казалось, этот провал длился вечно, пока неподвластные ей чувства не решили, что с нее достаточно.

Только после этого она поняла, что ванная переполнилась.

Как долго это продолжалось? Часы? Дни? Годы? Она не знала.

Кожа на ее пальцах сморщилась от долгого пребывания в воде. Пытаясь почувствовать свои почти онемевшие руки, она закрыла краны в ванной и в душе. После этого повисла удивительная тишина – все, что она слышала - ее легкая икота и зажатое дыхание из-за бесконечных рыданий. Ее сердце болело, как будто его грубо, больно, отвратительно сжимали.

Драко, сидя в другой комнате, не предпринял ничего. Она знала, что он мог открыть дверь ванной просто усилием воли, но он ничего не предпринял.

Она закрыла глаза, примостив голову на подголовнике ванны. В ее висках рождался странный ритмичный звук, он совпадал с ритмом ее сердцебиения, и каждый такой тяжелый удар причинял боль.
Несколько секунд спустя она наконец услышала неясные звуки по другую сторону двери. Похоже, Драко наконец встал с постели, а до этого, видимо, не двигался, пока не услышал, как ее рыдания стали затихать. Она услышала, как шуршало постельное белье, когда он встал с постели. Она услышала его тяжелые шаги и скрип барной стойки, и поняла, что он приготовил себе выпивку. Рандеву с виски всегда приводило его в норму.

Ее мысли вновь закрутились циклоном вокруг ее головы, как только она закрыла глаза.

У нее будет ребенок…

У нее внутри – маленькая жизнь, и это просто невероятно, чтобы поверить. Ей только семнадцать, в сентябре исполнится восемнадцать. Какого черта ей надо становиться матерью в столь нежном возрасте? Ее принудил к этому Драко, но даже в таком случае эта жизнь внутри нее принадлежит только ей.

Она собиралась выносить этого ребенка. Она даже не будет дважды размышлять по данному вопросу. И не посмеет подумать о том, чтобы причинить вред маленькой жизни внутри. Она не такой человек.

Конечно, это будет очень сложно, тем более в разгар войны. Но она собиралась обеспечить выживание, собиралась сделать все, чтобы сохранить этого ребенка и закрыть его от всей жестокости мира.

Она сделает все, чтобы защитить жизнь внутри нее… вместе с Драко или без него.

Да, остаться она не сможет.

Она просто не могла оставаться здесь дальше. Все было так пагубно и разрушительно, и она не могла позволить чему-либо подвергнуть опасности ее ребенка. Она поговорит со Снейпом; будет умолять его помочь выбраться отсюда. В конце концов, это он ее привел сюда; конечно же, он сможет ее отсюда и вытащить, так?

Они живут во время войны, но она знала, что Гарри и другие смогут помочь ей. Она будет растить ребенка сама, если понадобится. Драко забрал у нее все, даже ее личность. Она не может позволить, чтобы ребенок испытывал те же страдания, что и она.

Она так устала, была так измождена всем этим длящимся существованием, постройкой фигур из костяшек домино только для того, чтобы видеть, как они разваливаются.

Ее жизнь казалась ей игрой в рулетку с осознанием факта, что судьба не позволит ей выиграть в любом случае.

Каждый оборот по колесу рулетки причинял боль, но теперь все. В итоге она осталась в проигрыше.
Она открыла глаза, но увидела только расплывчатые очертания потолка в ванной. Она была вымотана тем, что произошло – трахом, избиением, царапанием и криком на своего мужа, а затем и такими сильными рыданиями, как будто завтра уже не наступит. Она была слишком вымотана всем, физически и эмоционально. И всего через пару секунд ее глаза опять закрылись, и темнота наползла медленно и крадучись, пока сон не заявил свои права и поглотил ее полностью.

Она не знала, как долго она так дрейфовала. Уже рассвело, когда она проснулась в объятиях своего мужа на их огромной кровати.

Она не знала, как сюда добралась. Возможно, Драко перенес ее сюда из ванной, вытер и уложил рядом. Она оторвала голову от его груди и посмотрела на спящего мужа. У него были темные круги под глазами, но он заснул быстро, несмотря ни на что. Он выглядел бледнее обычного, но слабый утренний свет, пробившийся через окно, скользил по его коже и придавал ему безукоризненно ангельский вид.

Как плохо, что ангелом он не был.

Она дотронулась до его щеки, такой теплой… Так отличавшейся от его холодных стен.

Как может что-то выглядеть и ощущаться таким хорошим, даже если изнутри адски прогнило?

Я любила тебя настолько, что могла отдать жизнь за тебя, Драко. Но теперь я не знаю, куда это все приведет, не представляю, стоит ли чего-то такая любовь, любил ли ты меня вообще. Я не причиню вреда ребенку, потому что я – не ты, я не буду использовать ситуацию для прощения, но ты никогда не увидишь меня и этого ребенка, когда у меня появится шанс вырваться отсюда. Лучше бы я умерла вместо Джинни. Сгореть в той башне было бы гораздо лучше, чем терпеть это…

- Итак, ты хочешь, чтобы моя девочка почаще сюда приходила, только чтобы заставить твою жену вымолвить хоть слово? – Монтегю нахмурился, прихлебывая свой виски. Прислонившись к древней балюстраде на балконе, где они стояли, он уставился на девушек, наслаждавшихся компанией друг друга около озера Малфоев.

Гермиона выглядела немного болезненнее и бледнее, чем он ее помнил на своем балу на прошлой неделе. Она слабо улыбалась Нише, держа ее за руку как младшую сестренку, когда они прогуливались по берегу озера, время от времени окуная пальцы ног в прозрачную воду. За ними следовала служанка Гермионы, неутомимо закрывая их от солнца большими зонтами из изысканного шелка и гринсбона, вне всяких сомнений, – по приказу Драко.

- Они бродят там часами, Малфой, - заметил Монтегю.

Драко не сказал ни слова и продолжал пристально смотреть на свою жену которая немного наклонилась к воде понежить в ней свои пальцы. Ее длинные локоны, местами заплетенные в крошечные косички и эффектно струящиеся по плечам, с небрежным совершенством были прихвачены лентой.

Ей это шло.

Впрочем, она и сама была небрежным совершенством.

У нее на лице играла легкая улыбка, не столь широкая, как раньше, но, по крайней мере, она присутствовала, и это было гораздо лучше того холодного, стоического выражения на лице, сохранявшегося всю прошлую неделю.

Монтегю, как обычно, приезжал и уезжал из особняка, и заметил, что Гермиона уже более недели вообще не разговаривала с Драко. Она по-прежнему ела, читала, но только тогда, когда его не было рядом. Временами она выглядела плавающим призраком. Она не прикасалась к еде во время совместных трапез, упираясь взглядом в пустое место каждый раз, когда ее муж был рядом.

Монтегю знал, что Драко постоянно донимает служанок жены расспросами о ее состоянии, и те говорили ему, что волноваться о здоровье хозяйки поместья не стоит – она не собиралась им жертвовать. Она питалась как обычно и занималась своими повседневными делами, но только в отсутствие мужа. Один раз, правда, она мимолетно заметила, что еда, которую она ест – не для нее, а для ребенка.

Это очень взволновало хозяина поместья. В эти дни Драко был более чем занят и напряжен, так как постоянно находился во внутреннем круге Темного Лорда. Он не показывал этого во время рейдов или продолжающихся тренировок с темным лордом. Но после их окончания Монтегю видел, что его движения стали неуверенными. Малфой всегда был мастером скрывать эмоции, но казалось, что теперь это стало удаваться ему хуже. Непривычно было видеть его в таком виде. Не укладывалось в голове, что такой бессердечный человек как Драко Малфой, ведет себя подобным образом.

Более того, еще одна была маленькая деталь – он неосторожно принял Теодора Нотта в альянс. Никто не знал почему. Но Драко Малфой был их лидером; ни у кого не было права задавать ему вопросы.

Он сказал, что Нотт может быть ценным приобретением, так как парень сам предложил себя в качестве шпиона. После нескольких допросов Драко заявил, что Нотт действительно состоял в Ордене и жаждал сменить сторону в обмен на силу и благосостояние, чего ему не мог дать Орден. На светлой стороне он получал только минимальный комфорт, а темная сторона могла дать гораздо больше удовольствия и потому была более привлекательной.

Монтегю не был убежден объяснением, в отличие от других членов, но решения Малфоя никто не оспаривал. К нему благоволил темный лорд, все остальное значения не имело.

- Ты опоздал, - заметил Драко, по-прежнему не отводя глаз от такой редкой улыбки на лице его жены. У него не было времени обернуться и посмотреть на нового гостя. Монтегю пришел в восхищение от того, как важна улыбка Гермионы для этого сурового человека, словно она - падающая звезда, которая может пропасть в мгновение ока.

- Ты вызвал меня, - произнес Блейз, явно желая отделаться от своего положения. По надломившемуся голосу было заметно его волнение, но очевидно, что он всеми силами старается не подать виду.

Монтегю глотнул виски и приготовился наблюдать предстоящее шоу. Блейз и Драко вели себя как маленькие дети, оказываясь вместе. В детстве они часто дрались до смерти, но в конечном итоге Драко всегда предпочитал играть с ним больше чем с остальными, и то же самое касалось Блейза.

Их дружба началась со сломанного кофейного столика, когда пятилетний Драко толкнул и придушил его при их первой встрече. Они могли убивать друг друга, но позже, успокоившись, оставались лучшими друзьями, несмотря ни на что. Это была нездоровая дружба. Но, по мнению Монтегю, все отношения Драко абсолютно со всеми людьми были больными. Достаточно посмотреть на незавидное положение его супруги, и любой поймет, что это означает. У Малфоя была действительно разрушенная душа. Иногда ему было даже его жалко. В остальных случаях он просто боялся этого безумца.

- Я могу вызвать тебя тогда, когда пожелаю. Ты по-прежнему в моем распоряжении, – холодно ответил Драко, не отводя глаз от жены, сидящей на траве с Нишей. Они болтали своими кремовыми ножками в воде, и Монтегю тоже вынужденно смотрел на них.

- Ублюдок больной, – сердито пробормотал Блейз, зажигая сигарету. Однако, не успел он зажечь огонек, как его сигарету грубо выдернула невидимая сила и бросила на пол около начищенного ботинка Драко. До того как тот успел отреагировать, блондин уже с силой растоптал ее.

- Драко, что за херня?

- Никому не позволено более курить в моем доме. Гермиона всегда была к этому чувствительна, и кроме того, это не хорошо для ребенка.

Повисла звенящая тишина, пока Блейз смог осознать услышанное.

- Она – что? Драко, да что за хрень, в самом деле? Во-первых, ты позволил Нотту присоединиться к чертовому альянсу даже без положенного допроса Темным Лордом! А сейчас ты заявляешь, что обрюхатил Грейнджер? Да что за…

- Малфой. Ее фамилия Малфой, - поправил он его спокойно.

- Да мне похрен! Она предатель, Драко! Я видел это собственными глазами! Тебе надо…

- Блейз, я тебя предупреждаю. Не заткнешься – пожалеешь, что родился, – прошипел Драко, и Блейз затих. Все знали, что это не пустая угроза.

- Ладно, что ты думаешь, Монтегю? - Драко как ни в чем не бывало повернулся к Монтегю. Блейза теперь исключили из категории людей, имеющих мнение.

- Что я думаю о чем? – Монтегю всегда был осторожным, прежде чем что-то сказать Драко. Он был сильнее его. Он знал, что одно неверное слово - и можно потерять его маленькую девочку. У него не было многолетней дружбы как у Блэйза с Драко, у него ничего не было, кроме незначительной роли в их лидерской жизни, но казалось, что в последнее время Драко заинтересовался его взглядами, и он был готов воспользоваться этим. В полном объеме. Даже если супруга Драко-грязнокровка была похожа на его собственную грязнокровку. Судьба решила проявить к нему благосклонность.

- Думаю, что до сих пор ты никогда не принимал ошибочных решений, Малфой. Так что, полагаю, что независимо от того, чего ты достиг, мы должны подождать и посмотреть. Темный лорд всегда получает удовольствие от твоей изобретательности.

Это заставило Малфоя ухмыльнуться.

- Верно. – Он кивнул, словно его волшебное зеркало только что заверило в том, что он самый справедливый на земле. Монтегю знал, что самая лучшая стратегия для получения его выгоды – раздуть эго Драко.

- Это вздор, Драко. Честно говоря, Нотт никогда не был одним из нас. Я даже не знаю, что у него на уме, – ругался Блэйз, подняв руки к голове. Он казался таким обеспокоенным. Но Монтегю знал, что это не то, что нужно сейчас воспаленному мозгу Драко. Тупой Забини. Он не усвоил урок?

- Знай свое место и прекрати допрашивать меня, Блэйз. – Драко говорил ужасающе и смертельно опасно, и Блэйз поневоле отступил назад. По крайней мере, его тело узнавало все знаки опасности, показывающие, что пора сдаваться.

Повисла долгая пауза, пока Драко прогуливался в полной тишине по балкону. Гермиона подняла голову и увидела, что он смотрит на нее. Их взгляды пересеклись.

Левой рукой Гермиона все еще обнимала маленькую девочку, в то время как правая покоилась на пока что плоском животе. Всем видом она демонстрировала отвращение к нему и выглядела непостижимо рассерженной. Эмоции были сильными. Монтегю мог бы поклясться, что Гермиона никогда не смотрела так на кого-то так, только если этот кто-то не был Драко Малфоем.

Драко пристально смотрел на нее, но выглядел безучастным. Монтегю не знал, показалось ему это или нет, но в этот момент он действительно выглядел уязвленным и… грустным.

Это действительно было захватывающим - интимная невысказанная страсть двоих, которые, казалось, были созданы друг для друга. Его сильно поразило, что не имело значение, какие эмоции они испытывали; никто не мог до конца понять, что они чувствовали на самом деле.

Ничего более сильного в мире он не видел.

Возможно, и так оно было на самом деле, с самого начала Драко и Гермиона Малфой были созданы, чтобы ненавидеть и испытывать отвращение друг к другу. Они были сделаны, чтобы уничтожить друг друга, разорвать друг друга на части. Они были гибелью друг друга.

Но без сомнения, эта невысказанная страсть и нездоровая одержимость, независимо от того, насколько гибельными они были, останутся навсегда, потому что прежде всего они любили друг друга, и так будет вечно.

- Скажи нам, Драко, какие слова Нотта заставили тебя принять его в дело? – разочарованно спросил Блэйз.

Драко обернулся на его реплику, но, прежде чем он открыл рот, раздался крик.

Они увидели лежащую на холодной земле Гермиону.


Вы здесь » Онлайн библиотека » Romance » Almost Perfect, Almost Yours


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно